КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ АНАЛИЗА ПРОБЛЕМЫ ПРАВА – ПРАВОВОГО ПОВЕДЕНИЯ – ПРАВОСОЗНАНИЯ В ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ
УДК 159.9.016
Д.Д. Дуйсенбеков (Алма-Ата) КазНУ им. Аль-Фараби
English version: Duysenbekov Daulet Dubekovich KazNU. Al-Farabi, Alma-Ata
Аннотация. Рассматриваются культурно-исторические аспекты возникновения и развития проблемы правосознания и правового поведения в зарубежной психологии в контексте возможного включения категории «права» в понятийную и категориальную систему общей психологии.
Ключевые слова: сознание, самосознание, правосознание, правоосознание, категория права, правовое поведение, культурный контекст, правовая культура, кросскультурная парадигма.
Особое место в структуре психологического знания занимает проблема, рассматриваемая в историческом контексте в виде последовательности: душа/совесть – сознание/бессознательное – коллективное сознание/коллективное бессознательное – индивидуальное и общественное самосознание и как производное, – проблема так называемого правосознания и правового самосознания. В предметную область изучения общей психологии стала все чаще включаться проблема правосознания и даже категория права, считавшаяся до последнего времени исследовательским приоритетом юриспруденции и лишь отчасти философии и истории. Между тем динамичное развитие межпредметных связей в современной науке и возможности конструктивной транспозиции исследовательских проблем из одной науки в другие, обогащающие их новым содержанием и новыми перспективами изучения, привели к тому, что подобные «монодисциплинарные» проблемы стали приобретать более содержательный и выигрышный в стратегическом плане статус «полидисциплинарных» проблем.
Во-первых, существенному пересмотру подвергается категориальный аппарат психологической науки через обогащение новым дополнительным содержанием традиционных категорий психологии. Так, категории образа, действия, мотива, отношения и личности претерпевают последовательную трансформацию в сторону большей социализации описываемой реальности и тем самым становятся более динамичными, а с учетом процессов культурного опосредования становятся более содержательными [24]. При этом феномен права и связанные с ним правовые явления могут и должны выступать в качестве образных, действенных, мотивационных, реляционнных и личностных составляющих человеческой деятельности. По категориям деятельности, сознания и личности наблюдается сдвиг акцента с уровня изучения отдельного человека, как некой психофизиологической абстракции, на психодинамические реализации активности конкретных людей, как представителей определенной групповой целостности, а также как субъектов и объектов права [6]. В последнем случае становится возможным глубинный психологический анализ деятельности и смысловых образований сознания и самосознания (культурно- и этнически-центрированного, маргинального, политического, правового), в частности, системы значений и смыслов как образующих системы сознания и правосознания [9], а также личности как динамичной смысловой архитектоники и системы внутренних правовых ориентиров, выполняющих отражательно-регулятивные функции. Отмеченное подкрепляется и тем, что «человек как носитель сознания, как мыслящий индивид одновременно является и объектом и субъектом общественного бытия и общественного сознания. Как объект он имеет определенную базу и границы, в пределах которых формируется его индивидуальное восприятие мира и отношение к нему. Как субъект он активно участвует в производстве и воспроизводстве своего собственного сознания (правового самосознания и самоосознания) и сознания общественного (правосознания как результата социализации). В зависимости от жизненного опыта и личностных особенностей человек в той или иной степени трансформирует влияния своего времени, специфики тех связей и групп, в которые он включен» [11, с.15].
Во-вторых, в общемировом контексте перехода психологии от академической, описательной модели к гуманистической, терапевтической версии отмечается резкое увеличение числа исследований, посвященных психокоррекционным, психопрофилактическим, клиническим и реабилитационным задачам с возможностями анализа и прогнозирования психических нарушений и на уровне общественного сознания и правосознания. Как отмечает В.П. Зинченко, «сознание не только рождается в бытии, не только отражает и, следовательно, содержит его в себе, разумеется, в отраженном или искаженном свете, но и творит его» [5, с.208]. Поэтому изучение правосознания человека как составной и органичной части его сознания, рефлексирующей правовую реальность и регулирующей правовое поведение и деятельность в контексте кросскультурного исследования представляется перспективным.
В-третьих, эффективность прикладных психологических исследований разного типа вывела психологию в ранг так называемых экспертных областей знания. Распространяется практика привлечения психологов для получения развернутой психологической оценки (экспертизы) любого проекта, так или иначе связанного с воздействием на человека, например, строительство завода поблизости населенного пункта, проведение в жизнь правительственной программы реформ, в частности, правовой реформы, ценовой политики и т.п. Кроме того, особое значение приобрели экспертно-психологические исследования человеческого фактора в разных сферах деятельности и, в частности, такие как гуманитарная экспертиза и различные виды судебно-психологической экспертизы.
В связи с этим будет целесообразным рассмотреть генезис данной проблемы, как самостоятельной парадигмы, связывающей общепсихологический и кросскультурный аспекты изучения правосознания.
Проблема приоритета общественного начала в человеке уже акцентировалась в представлениях Демокрита и Гераклита, Платона и Аристотеля. При этом двойственная атомарность материи и духа распространялась и на все общество. По Демокриту, все существующее в мире подчинено необходимости, «есть некоторая определенная причина для всего, о чем мы говорим», в том числе и в области общественного устройства. Эпикур, говоря о природе человека, отмечал его наделенность свободой воли, характеризующей отношения с другими людьми и с обществом в целом, а также смысловые возможности человека в плане субъективной трактовки права и особенно права на свободу выбора. В античной философии стоицизма, в частности у Лукреция, проводится мысль о роковой и необходимой предопределенности человеческого бытия действием объективных обстоятельств и как следствие общественная жизнь и общественные правоотношения также изначально детерминированы. В трудах Гиппократа проблема гуморальной детерминации поведения человека опосредованным образом переносится в сферу общественной жизни, правового и государственного устройства и через анализ типов темперамента проводится идея некой природной предопределенности социального и правового статуса человека.
Для периода средневековья характерно широкое распространение теологической (иудаистской, христианской, исламской и др.) морали и религиозных представлений (догм) об основных ценностях, описывающих отношение человека как носителя божественного даха – души/сознания к обществу, государству и праву. В противовес древнеримскому, языческому свободомыслию через религию и конфессиональное воспитание культивировались представления о божественной предопределенности той или иной формы государственного правления (главным образом, теократической или монархической). Последнее находило отражение в религиозных концептах того времени, в частности, в трудах Блаженного Августина, который, рассматривая человека с богословских позиций, предложил считать мерой его оценки (общественной ценности для бога) совершаемые им деяния. С одной стороны, человек, будучи сам творением бога, в своих деяниях (повседневная жизнь, молитвы, сиюминутные грехи и обольщения, жажда власти и богатства и т.п.) является инструментом того же бога. С другой стороны, в деяниях человека отражается его особая, отличающая его от других людей сущность (деяние как своеобразная личностная и правовая проекция), выступающая и как основа грехопадения, и как объяснительная схема его особой миссии.
Вместе с тем географические открытия, развитие торговли и ремесел, привносивших представления об иных культурах, ценностях и формах жизненного уклада, в том числе и правового, закономерным образом приводили к появлению и развитию новых, альтернативных моделей общественной и правовой жизни, включая и представления об иных формах государственного устройства, а также правового и политического менталитета. Особенно это было характерно для различных движений и конфессий протестантского толка, в русле которых развивались идеи о возможности законного, т.е. основанного на праве, противостояния человека и общества, человека и государства, возможности свободного вероисповедания и, следовательно, возможности и права свободного выбора типа существования. Развивающиеся естественнонаучные представления об упорядоченном строении живого организма (Декарт) экстраполировались на учения об обществе, но если в живом организме механизмами такой упорядоченности являются разнообразные биохимические и нейрофизиологические структуры, то подобным механизмом общественной жизни и социального развития, по-видимому, являются различные правовые установки и ценности, изменения в которых сопряжены с эволюционными и революционными преобразованиями в обществе.
Заложенные в XVII и XVIII веках традиции европейского рационализма призывали рассматривать право как некую институционализацию разумных интенций людей, как признание всех устраивающего порядка вещей. Возникшую было веру в принятие всеми рационального порядка вещей быстро сменило разочарование в разумном начале человечества, вызванное эксцессами французской революции и последовавшими за ней наполеоновскими войнами. Поэтому этот период развития научных представлений о правосознании связан также и с закладыванием основ изучения иррациональности человеческого разума и его социальной жизни людей.
В концепциях психоаналитического направления основной доминантой является конфликтная, генетически конфронтационная правовая подчиненность личности обществу, человека государству.
При анализе проблемы взаимоотношений личности и общества З. Фрейдом с самого начала были заложены идеи неизбежности непримиримых противоречий между личностью и обществом, что было закреплено в теории трехкомпонентной структуры личности (Ид, Эго, Супер-Эго), в которой Супер-Эго выполняет функции общественного (государственно-политического и правового) цензора, подавляющего или трансформирующего обыденно-животные, человеческие влечения Ид. Основным же механизмом данного конфликта является «либидо», выступающее как энергетический стержень заведомо антиобщественного и противоправного (как правило, по отношению к другим людям) поведения и тем самым являющееся основной детерминантой отмеченного выше правового противоречия. При этом принцип нарциссизма, лежащий в основе базового инстинкта самосохранения, в то же время является первопричиной конфликтного (противоправного) социального поведения. Этот принцип достаточно универсален, так как описывает не только межличностные отношения и различные правовые конфликты, но и этническую и расовую нетерпимость и войны между народами, государствами и расами [18]. Исходя из этого, базовый инстинкт «Эрос» можно рассматривать в качестве механизма создания и признания права, тогда как противоположный инстинкт «Танатос» – это механизм отрицания и уничтожения права. Само общество и государство как корреспондирующие правовые системы, по Фрейду, возникли лишь в силу необходимости ограничения и подавления разрушительных по своей природе инстинктов, поскольку человек не может справиться с ними в одиночестве. Касаясь проблемы национальных государств, Фрейд вводит понятие «этноцентризма», которое является ни чем иным, как «нарциссизмом» группы и как следствие подобные государства, как правило, отягощены чувством вины, отражающим практику нарушений и даже отрицания прав людей иных (нетитульных) национальностей.
К.Г. Юнг, описывая структуру психики человека, выделил три составляющих ее уровня – сознание, коллективное бессознательное и личное бессознательное. Коллективное бессознательное включает уровни до-человеческого животного прошлого, расового, национального и общечеловеческого, в том числе правового наследства. Его структурные компоненты, архетипы детерминируют любую форму поведения, в том числе и социально-правовую. В результате социальное начало и вместе с ним усвоенные в процессе социализации правовые стереотипы превалируют в психике человека, обезличивая его и тем самым предопределяя конфликтный в правовом плане характер соотношения личности и общества [22].
А. Адлер, обосновывая понятие комплекса неполноценности индивида, отмечает, что воздействие этого комплекса детерминирует как ущербную, так и гипертрофированную оценку человеком собственного правового статуса, что приводит к всевозможным коллизиям в правовом поведении. Данную систему Адлер пытается уравновесить введением понятий «социального чувства» и компенсаций, способствующих достижению социально-правовой гармонии между личностью и обществом [24].
К. Хорни, анализируя противоречия между правовыми интенциями человека и директивами общества, рассматривает феномен «стратегии жизни», отражающий данную конфронтацию, но берущий начало в «изначальном конфликте» личности. При этом выделяется четыре основных стратегии жизни: 1) «невротическое стремление к любви» как средство обеспечения жизненной безопасности и правовой защищенности; 2) «невротическое стремление к власти» как показатель изначального страха человека перед обществом, его враждебности к другим людям и соответственно правовой исключительности; 3) «невротическое стремление уйти, изолироваться от общества» как прием обеспечения собственной безопасности посредством отшельничества, иначе говоря, бегства от правовой ответственности; 4) «невротическая покорность» как форма социального признания своей беспомощности и незначительности и готовности принять любую спущенную сверху модель правовой действительности [4].
Наиболее близко к детальному и глубинному анализу соотношения проблемы личности и общества, человека и права подошел Э. Фромм, выделив базовые понятия «экзистенциальных дихотомий» и «социального характера». Первое из них обосновывается самим ходом биологической эволюции, выделившей человека из животного мира, – возникновение и развитие сознания, которое взамен естественной гармонии животного и природы породило не только экологическую, но и правовую дисгармонию между разумным человеком и окружающей его действительностью. Преодолеть эту дисгармонию человек пытается при помощи «системы ориентаций и привязанностей». На основе этой системы выделяется пять типов характера человека, среди которых нормальным предлагается считать только один «продуктивный» тип. Личности «продуктивного» типа в различные исторические периоды оказывались причастными к дискредитации и отбрасыванию старых и отживших правовых представлений, а также к формированию и формулированию новых, подчас революционных форм правовой реальности. Остальные четыре типа связаны с ориентациями правового отчуждения или «бегства от свободы» и правовой ответственности: садизм, мазохизм, деструктивизм и конформизм [19; 20].
Следующее направление анализа, раскрывающее сущность подходов «культурной психологии», или же «культурной антропологии», методологически опирающейся на психоанализ, ориентировано на описание и изучение соотношения личности и культуры и через это соотношение выводит на проблему взаимоотношения человека и права, личности и общества. Культура при этом рассматривается как «совокупность обычаев, искусств, науки, а также форм религиозного и политического (в том числе и правового – Д.Д.) поведения, взятая как интегрированное целое и отличающая одно общество от другого» [28].
Главным проводником влияния культуры на формирование личности является семья. Исследовательской схемой «культурной психологии», согласно концепции Р. Бенедикт, является проекция общественной культуры и такой ее части как правовая культура, на экран психологии индивида. Эта проекция характеризуется гигантскими измерениями и существует достаточно длительно [27].
В концепции «базовой структуры личности» А. Кардинера в качестве основных используются понятия «бессознательные констелляции», «первичные институты» и «вторичные институты». «Бессознательные констелляции» – это система исходных правовых ценностей и психологических механизмов их реализации, содержащиеся в бессознательной сфере психики и формирующиеся в детстве под влиянием «первичных институтов» – семьи и воспитания. Религия, фольклор, мифология, искусство, правовые знания, приобретаемые в процессе социализации, составляют «вторичные институты». Как следствие данного развития на уровне массовой психологии к «вторичным институтам» можно отнести доминирующий тип правового сознания и собственно государственное устройство, которое как бы дублируют универсальную базовую личность [31].
Как вариант теории «базовой личности» в период второй мировой войны и после нее получила распространение концепция национального характера, разработанная М. Мид. Согласно этой концепции, национальный характер манифестируется «в регулярностях», в частности, в устоявшихся правовых стереотипах, имеющих место в «интрапсихической организации отдельных членов данного общества, что объясняется фактом воспитания индивидов в рамках определенной (правовой – Д.Д.) культуры» [7].
Одна из основных категорий в эпигенетической концепции Э. Эриксона это «идентичность Эго», представляющее собой одну из восьми психосоциальных стадий развития личности, соответствующую началу юности и в процессе которой происходит социально-правовое и социально-психологическое самоопределение индивида, в том числе и в плане формирования правосознания и правового самосознания. Становление взрослой личности детерминируется отношениями матери и ребенка на более ранних стадиях развития, и поэтому эти отношения образуют фундамент мировоззрения и системы социально-правовых установок взрослого, которые предопределяют тип правового сознания взрослого человека [30].
Проблемы социально-правовой детерминации поведения, равно как и проблемы смыслового содержания соотношения прав личности и директив общества, ценностного содержания сознания и правосознания сравнительно долгое время оставались вне поля зрения бихевиористов, хотя бы вследствие отрицания проблемы сознания классическими бихевиористами. Вместе с тем, философия прагматизма, являвшаяся методологической базой бихевиористских исследовательских конструкций, побудила бихевиористов второй волны включить в число приоритетов и социально-правовые проблемы.
Так, на основе экспериментальных разработок К. Халла сформировалась поведенческая концепция личности, разработанная Дж. Доллардом и Н. Миллером. Согласно этой теории, личность формируется и развивается в динамике усложняющихся стимулов (в их числе и правовые стереотипы) и реакций, в результате чего формируются более или менее устойчивые образования – привычки. В процессе научения социальные факторы выступают в качестве условий, в соответствии с которыми в разных культурах вознаграждаются и подкрепляются те или иные реакции, складываются различные иерархии привычек, приуроченные к определенной форме социально-правового, национально-этнического, конфессионального и политического менталитета [29].
Среди поведенческих подходов выделяется также теория социального научения А. Бандуры, в которой обыгрывается формула «трехстороннего взаимного детерминизма», – личность – среда – поведение. Эта теория вводит новое для бихевиоризма понятие самоподкрепления, под которым понимается оценочная реакция индивида на свое поведение. При этом индивид руководствуется некой системой стандартов и критериев, с которыми он должен сопоставить свои поступки и действия. В условиях общества эти стандарты и критерии в виде правовых установок и ценностей формируются и регламентируются государством, а также в виде неких поведенческих и правовых альтернатив предлагаются индивиду, который должен сделать выбор [26].
С начала 1950-х гг. особое значение стали приобретать бихевиоральные исследования в области модификации поведения, переросшие впоследствии в расширенную программу социального контроля. Приведенная бихевиористская модель исследования социально-правовых проблем, главным образом, акцентирует проблемы внешней структуры социального и правового поведения и в качестве приоритетных и перспективных рассматривает возможности его модификации.
Как показывает анализ литеpатуpы, проблема пpава и собственно проблема правосознания pассматpивались в психологии опосpедствованно, главным обpазом в ее специализиpованных pазделах (юpидической, судебно-пpавовой, пpевентивной и пенитенциаpной психологии). В частности, пpоблема пpава так и не стала самостоятельной психологической категоpией, являясь «частной собственностью» юpиспpуденции. Между тем, в условиях совpеменной интегpации pазличных фоpм научного знания и общего кpизиса феномена человека эта пpоблема, на мой взгляд, обладает достаточным содеpжательным потенциалом, чтобы «чеpез нее» пеpеосмыслить узловые вопpосы pазличных наук о человеке и обществе.
Современный человек живет и существует не только во вpемени и в пpостpанстве тpех измеpений, но и, как отмечал А.H. Леонтьев, «в пpостpанстве значений», одно из котоpых в социально-смысловом плане наиболее существенное – это внутpеннее пpедставление о себе как о субъекте и объекте пpава, пpедставление о пpаве как пеpеживаемой психологической ценности и pеальности, что вполне соотносится с выводами исследований К.А. Абульхановой-Славской и В.В. Налимова [1; 8].
В юpиспpуденции пpавом обычно считают «совокупность установленных или санкциониpованных госудаpством общеобязательных пpавил поведения (ноpм), соблюдение котоpых обеспечивается меpами госудаpственного воздействия», и поэтому в данном контексте пpаво неpазpывно связано с госудаpством, так как оно возведенная в закон госудаpственная воля. В данном случае право рассматривается в качестве санкционированного государством регулятора производственно-экономических, общественных и межличностных отношений. Вместе с тем, являясь главным компонентом правовой культуры общества, само право выступает в качестве вполне самостоятельного интер- и интрапсихического феномена, отражая субъективную специфику не только страт и групп населения страны, но и отдельно взятых индивидуумов. К. Маркс отмечал сбалансированность права по отношению к общественной культуре, говоря о строгой детерминированности права сложившимся экономическим строем и уровнем культурного развития общества. Развивая анализ этой зависимости в социально-психологическом контексте, А.Р. Ратинов вводит понятие «правовой культуры», как комплементарной части общественной культуры, наряду с историей, идеологией, языком, литературой и искусством. Подобно им, правовая культура является сложным и структурным образованием, состоящим из следующих компонентов (по А.Р. Ратинову – «крупных культурных комплексов): а) право, как система норм, выражающих государственные веления; б) правоотношения, как система общественных и межличностных отношений, регламентируемых и регулируемых правом; в) правовые учреждения (институты) в виде системы государственных органов и общественных организаций, призванных обеспечивать правовой контроль, регулирование и исполнение права; г) правосознание как система субъективно-духовного отражения правовой действительности; д) правовое поведение, как система практической деятельности людей по исполнению и применению права [10].
В этом перечне за правоотношениями признается возможность их социально-психологической интерпретации, правосознание рассматривается как особая сфера обыденного (индивидуального и группового) сознания людей. Вместе с тем правовое поведение можно рассматривать как «антропоморфную» версию поведения животных в лабиринте с препятствиями, с тем отличием, что под лабораторным лабиринтом здесь понимается социальная жизнь людей со всеми ее противоречиями и конфликтными коллизиями. Само же право выступает здесь в качестве непреложного принуждающего абсолюта, стоящего несоизмеримо выше обыденной человеческой психологии. Человек, обладающий той или иной индивидуальной формой правосознания, располагает тремя базовыми функциями, позволяющими познавать и оценивать правовую действительность (главным образом, в виде правоотношений), а также регулировать собственное поведение (законопослушное или противоправное).
По-видимому, эта схема может оказаться более содержательной, если проблему «права» анализировать в качестве самодостаточной психологической категории. В истории науки были попытки рассмотрения данной проблемы с позиций той или иной психологической школы. Традиции европейского рационализма XVIII века призывали рассматривать право как некую институционализацию разумных интенций людей, как признание всех устраивающего порядка вещей. Последовавшие затем кровопролитные революции и войны не могли не привести к переоценке различных ценностей и в их числе проблемы права.
Так, Г. Тард выдвинул инстинкт подражания в качестве основного социально-психологического механизма права. У. Мак-Дауголл считал право закономерным результатом развития социальных инстинктов [7; 14]. Как было отмечено выше, психоанализ З. Фрейда привел к концепции «правового чувства» как функции бессознательных установок и переживаний-комплексов. Можно даже привести знаменитую формулу Ч. Дарвина «выживает сильнейший и наиболее приспособленный индивид», как биологически оправданную дочеловеческую форму природного права. И при этом допустить, что цивилизационными аналогами этой формулы является не менее эволюционные концепции «сверхчеловека» Ф. Ницше и «либертана» маркиза де Сада [15]. Неудивительно, что на фоне реальных исторических событий и правового беспредела (и тогда, и сейчас) весьма слабо и малоубедительно выглядели альтруистические представления о природе человека Ч. Спенсера и разработчиков идей социалистического утопизма. Но именно, благодаря им, в науку проникает и утверждается понимание права не только как принуждающего абсолюта, но и как психологически релевантных свобод, присущих каждому человеку.
Направленность психологического анализа проблемы права стала меняться во второй половине XX столетия, с одной стороны, в связи с парадигмальным развитием советской психологии, с другой стороны, в связи с формированием новых подходов в западной психологии.
Так, культурно-историческая теория Л.С. Выготского [2], структурно-уровневый подход С.Л. Рубинштейна к сознанию человека [12; 13], деятельностный подход А.Н. Леонтьева [6; 16] позволяют рассматривать генетические (филогенез и онтогенез) истоки психологической проблемы права в динамике взаимодействия внешних (экстрапсихологических) и внутренних (интрапсихологических) факторов. Личность, формируясь как социальное качество человека, вбирает в себя образцы воспитания и поведенческие нормы (внешние воздействия преломляются через внутренние условия, по С.Л. Рубинштейну) и развивает в себе, усваивая общественно-понятийный опыт, в том числе и правовой через единство культурно-исторически обусловленных процессов общения и обобщения (Л.С. Выготский), апробируя, развивая и осмысляя в реальной деятельности социально-ценные и культурно-опосредованные формы активности (А.Н. Леонтьев). В то же время в зарубежной психологии выделились два новых направления: гуманистическая психология рассматривающая право, как переживаемую и осмысляемую в культурной плоскости ценность, и когнитивная психология, представляющая право как результат познавательной активности человека в той или иной культурной среде, как субъективную форму знания, определяющего направленность активности субъекта, а также как специфическое личностное образование – правовой конструкт.
Вместе с тем, в современной психологической литературе, посвященной проблемам преподавания юридической психологии, анализу психологической стороны правоохранительной и правотворческой деятельности, право как психологическая категория и психологическая реальность практически не рассматривалось. Учитывая экзистенциальную и культурологическую значимость феномена права для человека, представляется возможной и конструктивной в исследовательском плане попытка введения психологического концепта права в категориальную систему современной психологии. К примеру, если взять категориальную систему, предложенную в историко-психологическом анализе М.Г. Ярошевского: действие (бихевиоризм), образ (гештальт-психология), мотив (психоанализ), личность (теория поля К. Левина) и психосоциальное отношение (интеракционизм), то категория права в этом ряду могла бы реализовать не только комплементарную, но и даже интегративную функцию, выступая в качестве «сквозной» интрапсихической реальности, сформировавшейся в процессе социализации и функционирующей в кросскультурном бытийном и событийном контексте. Данное допущение вполне уместно с позиций расширения методологического пространства как отдельной научной дисциплины, так и целого ряда наук, объединенных одним общим объектом исследования – человеком. Еще больше эта связь манифестируется при соотнесении проблемы права с категориями психологии, обоснованными А.Н. Леонтьевым – деятельность, сознание и личность. Правда, в этом случае ее статус был бы более субординативным. Но последнее нисколько не умаляет значимости проблематики права и возможности ее методологической категоризации в психологической науке.
Литература
- Абульханова-Славская К.А. Стратегия жизни. – М.: Мысль, 1991.
- Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 2. Проблемы общей психологии / Под ред. В.В.Давыдова. – М.: Педагогика, 1982.
- Ждан А.Н. История психологии. От античности до наших дней. – М.: МГУ, 1990.
- Зейгарник Б.В. Теории личности в зарубежной психологии. – М.: МГУ, 1982.
- Зинченко В.П. Сознание как предмет и дело психологии // Методология и история психологии, 2006. – Том 1. Выпуск 1. – С. 207-231.
- Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М.: Политиздат, 1977.
- Методология и методы социальной психологии / Отв. ред. Е.В. Шорохова. – М.: Наука, 1977.
- Налимов В.В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. – М.: Прометей, 1989.
- Петренко В.Ф. Основы психосемантики: Учеб. пособие. – М.: МГУ, 1997.
- Ратинов А.Р. Структура правосознания и некоторые методы его исследования //«Методология и методы социальной психологии. – М.: Наука, 1977. – С. 201-216.
- Рощин С.К. Западная психология как инструмент идеологии и политики. – М.: Наука,1980.
- Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. – М.: АН СССР, 1957.
- Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. – М.: Учпедгиз, 1946.
- Современная зарубежная социальная психология. Тексты // Под ред. Г.М. Андреевой, Н.Н. Богомоловой, Л.А. Петровской. – М.: МГУ, 1984.
- Сумерки богов: Ф. Ницше, З. Фрейд, Э. Фромм, А. Камю, Ж.П. Сартр // Сост. и пред. А.А. Яковлев. – М.: Политиздат, 1989.
- Тенденции развития психологической науки / Отв. ред. Б.Ф. Ломов, Л.И. Анцыферова. – М.: Наука, 1989.
- Франкл В. Человек в поисках смысла / Пер.с англ. / Общ. ред. Л.Я. Гозман и Д.А. Леонтьев. – М.: Прогресс, 1990.
- Фрейд З. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Кн. 1, 2. – Тбилиси: Мерани, 1991. (Кн. 1. 397 с.; Кн.2. 427 с.).
- Фромм Э. Бегство от свободы; Человек для себя. – Минск: ООО «Попурри», 1998.
- Фромм Э. Иметь или быть. – М.: Прогресс, 1990.
- Шибутани Т. Социальная психология. – Ростов н/ Д: Феникс, 1998.
- Юнг К.Г. Собрание сочинений. Психология бессознательного / Пер. с нем. / Под ред. Н.С. Ковалева. – М.: Канон, 1994.
- Ярошевский М.Г. Психология в ХХ столетии. Теоретические проблемы развития психологической науки. – М.: Политиздат, 1974.
- Adler A. Individual Psychology //Theories of Personality/ Ed. G.Lindzey, C.Hall. – N.Y.: John Wiley, 1965. – P. 97-104.
- Andrews L., Karlins M. Requiem for Democracy? – New York: Holt, Rinehart and Winston, 1971.
- Bandura A. The Self System in Reciprocal Determinism //American Psychologist, 1978, V.33. N 4. – P.344-358.
- Benedict R.K. Configurations of Culture in North America //American Anthropol., 1932, vol. 34.
- Chaplin J.P., Krawiec T.S. Systems and Theories of Psychology. – N.Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1974.
- Dollard J., Miller N. Personality and Psychotherapy: an Analysis in Terms of Learning, Thinking and Culture. – N.Y.: McGraw, 1950.
- Erikson E.H. Childhood and Society. – N.Y.: Penguin Books, 1967.
- Kardiner A. et al. The Psychological Frontiers of Society. – N.Y.: Columbia Univ. Press, 1945.
e-mail:
Дуйсенбеков Д.Д. Культурно-исторические предпосылки анализа проблемы права – правового поведения – правосознания в зарубежной психологии [Электронный ресурс] // Прикладная психология и психоанализ: электрон. науч. журн. 2011. N 2. URL: http://ppip.idnk.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.