К СУЩНОСТИ ПСИХИЧЕСКИХ БОЛЕЗНЕЙ
УДК 159.96
Аннотация. В данной работе вниманию читателя представлена концепция природы «психического расстройства», опирающаяся на методологию диалогово-феноменологической психотерапии. Автор уделяет довольно много внимания обсуждению полевых механизмов, лежащих в основе формирования «сумасшествия». Довольно детально анализируется полевой статус психической патологии. С точки зрения, развернутой в статье, любое психическое расстройство существует на правах концепции.
Ключевые слова: диалогово-феноменологическая психотерапия, переживание, концепция, психическое расстройство, феноменологическое поле, феномены-инновации.
В этой работе я хотел бы начать разговор, имеющий большое значение не только для психотерапии, но и для общественного сознания. Речь идет о подходе к пониманию природы «безумия». Это большая и непростая тема. Здесь мы попробуем лишь прикоснуться к ней. Однако прикоснуться по новому, используя оригинальный психотерапевтический подход. Речь пойдет о том, как в рамках психотерапии переживанием понимается природа психической болезни. Возможно, многое, из того, что я скажу, покажется вам, уважаемый читатель, странным и необычным, не соответствующим принятым в обыденном и профессиональном сознании положениям. Некоторые тезисы, вероятно, могут показаться вам перспективными, а от других вы просто захотите отмахнуться.
С учетом неконвенционального содержания этой работы, я попрошу вас, уважаемый читатель, быть терпимым. Дайте себе время прислушаться к тому, как откликаются вам внутри вашего сердца и сознания прочитанные здесь тезисы и положения. По всей видимости, у вас по поводу обсуждаемого в этой работе предмета есть своя более или менее устойчивая позиция, если не профессионального свойства, то уж точно на уровне здравого смысла. Соответствующие ей фундаментальные концепции, скорее всего, при столкновении с содержанием тезисов этой работы, вызовут более или менее выраженную эмоциональную реакцию недоумения или протеста. Пусть она поживет в вас. Но не спешите выталкивать содержание тезисов за пределы своего сознания. И ваша возможная реакция протеста, и содержание предлагаемых тезисов имеют право на существование хотя бы какое-то время в вашем сердце и сознании. Формирование такого концептуального конфликта и есть основное условие трансформации мировоззрения и восстановления чувствительности к полю, необходимое для гибкости переживания.
Так ли уж нужна мусорная корзина «безумия» современной культуре?
А что если безумия никогда не существовало? Не спешите отмахиваться от этой мысли! Что, если безумие – это некий культурный миф, появившийся чуть более двух столетий назад? Миф, который благодаря психологической трусости человечества, столкнувшегося с интенсивным и все нарастающим потоком феноменологических инноваций в виде новых мнений, знаний, прозрений и позиций, и по сей день определяет общественное мнение, профессиональное сознание психологов, врачей и психотерапевтов, а также «здравый смысл» обывателя. Задумайтесь на минутку, что если мы с вами сами день ото дня формируем реальность психической болезни, «договариваясь» как друг с другом, так и с делегированными нами на эту роль «психически больными» людьми!
Разумеется, опасность переживания феноменов-инноваций, ставшая такой актуальной в конце 18 столетия, не только не утратила свою актуальность, но и усиливается со все возрастающей скоростью. Переживать их все так же затратно, рискованно и непросто. Проще снова, как и раньше, выбросить их за пределы осознавания, тем самым лишив их статуса феноменов. Мусорная корзина «безумия» и сегодня, казалось бы, годится для этого как нельзя лучше. Все странности мира складываются, по-прежнему в одном месте, которое год от года становится все более объемным. Предел его велик, но не безграничен. Уже сегодня эпидемиологические данные явственно говорят о том, что некоторыми психическими расстройствами большой и малой психиатрии страдает значительная часть человечества. Безумие в широком смысле выходит за пределы психиатрических клиник и становится распространенным в обычной жизни явлением. И это результат не столько гуманизации института психиатрии, сколько чрезвычайной распространенности этого явления.
Однако у меня есть и хорошая новость. Человечество, эволюция которого по морфогенетическому признаку завершилась несколько тысячелетий назад, продолжает эволюционировать, используя полевое пространство. По крайней мере, так в свое время утверждали Т.Шарден [1] и В.И.Вернадский [2, 3], которым сегодня вторят биофилософы [4] и представители квантовой физики. Применительно к теме нашего разговора это означает, что ресурсы сегодняшнего человека для переживания феноменологических инноваций значительно возросли по сравнению с соответствующими способностями человека, еще недавно покинувшего средневековье.
Современного человека трудно шокировать и даже удивить новыми феноменами, которые чудовищным потоком испускает современная культура в лице науки, искусства, философии, промышленности, религиозных течений, Интернета, наконец. Следовательно, тревога перед перспективой переживания феноменологических инноваций представляется уже не такой острой. Более того, значительный объем этих инноваций ассимилируется сегодня не только концепциями «безумия», но и сферами культуры, не испытывающим сегрегации – наукой, искусством, технологией и пр. огромное количество необычных фактов больше не может служить целям диагностики психической патологии, а вполне непротиворечиво и основательно объясняется современными естественно-научными и гуманитарными концепциями.
Так, может быть, необходимость в «безумии» для современной культуры уже не так остра, а живет лишь в качестве некоего атавизма, своего рода культурной привычке. Мы же привыкли, что есть безумцы. Как от них-то отказаться?! Чем в конце концов в этом случае придется заниматься раздутому институту психиатров? Что делать с концепциями «психических болезней», созданными за прошедшие столетия? Куда деть целую отрасль медицинской науки? Я уж не говорю о гигантской монстрообразной машине фармбизнеса, которую просто так не остановить по очевидным причинам, коих довольно много.
Однако для того, чтобы сформировать какую-то более или менее ясную позицию на этот счет, полагаю, следует для начала остановиться на подходе к пониманию «психической болезни», который предлагает диалогово-феноменологическая психотерапия. Если безумия в реальности не существовало никогда, то с чем же тогда мы имели дело все время? В чем заключаются механизмы функционирования той иллюзии, которую в течение двух столетий мы принимали за заболевание?
Описание природы «безумия» с позиции какого бы то ни было подхода – очень объемная задача. Эта работа – лишь набросок диалогово-феноменологического подхода к проблеме природы «душевных заболеваний». Попробую наметить некую структуру последующего очерка. Вначале поговорим о том, какой статус диалогово-феноменологическая теория поля усматривает за «безумием». Затем я опишу те механизмы, которыми формируется изучаемое нами явление под названием «психическое заболевание». И завершу этот раздел обсуждением тех полевых механизмов, которыми поддерживается и ретранслируется «психопатология» и которые типически структурируют феноменологическое поле. Именно последняя проблема представляется мне особенно интересной постольку, поскольку именно эти механизмы определяют «клиническую феноменологию», соответствующую тому или иному типу психического нарушения и лежат в основе клинической дифференциальной диагностики. Кроме того, именно на основании функционирования этих механизмов глубинно базируется современная клиническая теория и психиатрическая практика.
Полевой статус душевного заболевания. Безумие как концепция
Итак, начнем. Вот уже какое-то более или менее продолжительное время в своих работах, включая и эту, я рефреном повторяю один и тот же тезис – безумие не существует и никогда не существовало, это некий культурный миф, который вот уже в течение более двух столетий воплощен в социальных институциях. Однако здравый смысл и опыт социальной жизни говорит нам совершенно отчетливо, что психическая болезнь существует. Ведь это очевидно! Ведь есть психиатрические больницы, где лечат душевно больных людей, есть психоневрологические диспансеры, где они стоят на учете, есть, наконец, улицы городов и сел, где мы время от времени встречаем людей, чье поведение однозначно маркируется нами как сумасшествие.
Тут я хотел бы переформулировать и уточнить свой тезис. Психическое расстройство как явление реальности существует на правах концепции. Да, безумие – не что иное, как концепция. Концепция, воплощенная в реальности посредством усилий многочисленных наблюдателей. Чтобы пояснить этот тезис, напомню читателю суть диалогово-феноменологического подхода к структурированию и динамике феноменологического поля.
Источником любой реальной ситуации поля, равно как и трансформации его к новой ситуации, служит не что иное как первичный опыт. Это некая безграничная совокупность возможностей любого состояния поля. Каким образом феноменологически будет складываться каждая текущая ситуация зависит от того, как ведут себя субъекты этой ситуации, выступающие по совместительству наблюдателями. А самое главное – каким способом они будут регулировать осознавание – главный инструмент добычи феноменов – строительного материала поля. Альтернатива, стоящая перед ними – переживание либо концепция. Другими словами, ситуация, т.е. текущее состояние реальности, может быть построена либо из феноменов потока переживания, либо из фактов сознания, транслируемых теми или иными концепциями и/или их совокупностью.
В первом случае динамика поля от ситуации – к ситуации непредсказуема, в ней появляется значительное количество неожиданных феноменов, которые ранее я обозначил как феномены-инновации. И эти феномены в порядке их возникновения в свободном потоке формируют спонтанную динамику поля, чреватую постоянными изменениями, открытиями и психологической трансформацией для ее участников. Принципиально любой феномен, появившийся в поле, в режиме переживания может быть психически ассимилирован. Если предположить, что процесс переживания был бы единственным фактором, структурирующим поле и определяющим его динамику, то изменения как отдельного человека, так и всей человеческой цивилизации, включая процессы рождения, развития и умирания, а также обучения, расширения сознания и пр. были бы безграничными. Мир не был бы таким, каким мы его знаем. Такое гипотетическое положение вещей воодушевляет и пугает одновременно, не правда ли?
Однако, к сожалению или к счастью, это не так. Вместе с безграничными возможностями приходят такие же безграничные тревога и страх. Они появляются в результате трансформации витальности, используя ее энергию при изымании инвестиций из переживания. Иначе говоря, если мы не отдаемся в полной мере переживанию, витальность, блокированная в этом процессе, осознается нами как тревога, страх, стыд, вина и пр . Если мир утрачивает фактор стабильности, и мы не знаем, каким он будет в следующее мгновение, это не может не пугать. Что для представителя нашей цивилизации представляется вполне естественным.
Мы нуждаемся в некоем, большем или меньшем, фундаменте. По крайней мере, пока нуждаемся. Возможно, когда-то наш страх глобальных инноваций не будет таким токсическим, и у нас появится выбор не блокировать их. Тогда это определит качественный эволюционный скачок человечества. Пока же, повторю, нам нужен твердый полевой фундамент. Разумеется, каждый из нас, нуждается в нем в разной степени. Обыватель больше привязан к этой потребности, творческий человек, более или менее открытый полю, – в меньшей степени. Вместе с тем все мы фиксируем часть реальности и делаем ее неподвижной в важнейших и фундаментальных ее аспектах – устройстве мира, космологии, физических законах, природе человека в его рождении-жизни-старении-смерти, времени-пространстве-личности, представлениях о болезнях, наконец, в том числе – психических.
Каким же образом происходит эта фиксация? Мы просто договариваемся! В процессе разговора или невербального общения, в процессе обучения или интуитивных догадок, сознательно или неосознаваемо. Мы договариваемся о том, что мы будем видеть и слышать, как и что осознавать и интерпретировать осознанное. Феномены при этом впредь выстраиваются в более или менее жесткой последовательности, формируя некую устойчивую структуру поля и текущую его ситуацию. Вот этот принцип в диалогово-феноменологическом подходе и назван концепцией, или точнее – концептуализацией. Так мы приобретаем стабильность. Мир теперь предсказуем и ясен. Тревога и страх отступают, по крайней мере, частично. Но платим мы за это формированием жестких границ и ограничением своего развития.
Концепции как устойчивые феноменологические конгломераты, формирующие реальность конечно же отличаются количеством людей, их разделяющих. Некоторые из них, такие как концепции времени-пространства-личности или космологические концепции являются глобальными – их разделяют и ими руководствуются в процессе осознавания и тем самым формирования реальности практически все население Земли. Другие же концепции также имеют огромное количество носителей, но несводимое ко всему человечеству. Примером могут служить глобальные религиозные концепции – христианство, ислам, буддизм, индуизм и пр. Некоторые концепции имеют еще более узкую юрисдикцию и формируют нацию, культуру. Другие определяют лишь реальность некоей субкультуры. Ну и наконец, семейные концепции и концепции узкой группы или организации определяют небольшой сегмент реальности.
При этом чем глобальнее концепция, тем меньше шансов у каждого из нас заметить, т.е. сформировать реальность, отличную от ее положений. Причина – количество живущих на нашей планете наблюдателей, одновременно и ежесекундно формирующих реальность в виде феноменологического поля. Иначе говоря, если вы хотите не стареть или путешествовать во времени, точнее переживать поле вне границ времени или пространства, вам потребуется увидеть то, чего не позволяет концепция и чего, разумеется, не видят практически все 7 миллиардов наблюдателей. Как, вы думаете, к вам отнесутся, если вы всерьез смогли бы предпринять такую попытку? Или если вы будете иметь счастье или, возможно, скорее несчастье увидеть нечто, что противоречит наиболее фундаментальным концепциям? Что вы сейчас чувствуете? Не удивлюсь, если вдохновение и страх одновременно. Не безумны ли вы, если думаете об этом? И уж тем более – не безумны ли вы, если видите нечто, что не вписывается в привычные глобальные концепции? «Жуть!», – скажут большинство из нас и вернутся в русло «правильного восприятия», тем самым сохранив свою «душевную целостность».
Если концепции – это результат договоренностей в культуре в целом, либо в том или ином его сегменте, то возникает вопрос – как мы могли договориться с людьми, которых никогда не видели и даже не слышали?! Во-первых, я бы не стал преувеличивать наше отдаление друг от друга. Наверняка, вы слышали о теории 6 рукопожатий, согласно которой любые два человека на нашей планете отделены друг от друга в среднем всего лишь пятью уровнями общих знакомых и, следовательно, шестью уровнями связей. (Теория была предложена американскими психологами Стэнли Милгрэмом и Джеффри Трэверсом в 1969 году. Выдвинутая ими гипотеза заключалась в предположении, что каждый из нас опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек [5]).
Иначе говоря, если мы хотим что-то адресно сообщить жителю Папуа – Новой Гвинеи, мы вполне могли бы найти знакомого, который это послание мог бы передать своему знакомому и т.д. – шестым человеком в этой цепочке знакомств оказался бы искомый нами папуас.
Во-вторых, и это гораздо более важно, любая концепция представляет собой тот или иной штамм ментального вируса. Нам не нужен язык и порой даже непосредственное общение друг с другом, чтобы стать его носителем. Плюс ко всему мы живем в мире, где информационные границы открыты, и эта тенденция не только не блокируется, но и развивается. Один Интернет чего стоит! Как правило, наиболее фундаментальные концепции об устройстве мира поставляются нам пакетом в течение короткого времени, когда мы появляемся на свет. У нас просто нет ни малейшего шанса не заразиться базовыми идеями мироустройства. Поскольку именно концепции, имеющие в своей сущности вирусную природу, формируют устойчивую «объективную реальность» нашего мира, то можно утверждать, что окружающая нас реальность – эффект действия вируса.
Одним из таких вирусов-концепций и является «безумие». Поэтому вопрос о его реальности представляется мне дискуссионным. Особенно учитывая тот факт, что концепция «безумия» не является столь важной для стабилизации мира, как другие глобальные концепции, описанные мною выше. Она несет, как я уже отмечал ранее, частную функцию избавления мира от напряжения, связанного с необходимостью ассимилировать наиболее странные и необычные феномены-инновации. Она создает некий культурный буфер – отстойник для всяких феноменологических революционных инноваций, которые могли бы усложнить жизнь. Институт психиатрии, вооруженный этой концепцией со множеством существующих на сегодняшний день штаммов, стоит как бы на страже стабильности мира, основой которой является миф о стабильности психического, о котором я писал несколько ранее [6].
Вместе с тем я хотел бы подвергнуть сомнению функциональную обоснованность концепции «безумия». По крайней мере, я скептичен в отношении ее актуальности. Возможно, действительно, она была нужна обществу 17-19-го и даже, возможно, 20-го столетия, напуганному радикальными изменениями, происходящими по всем фронтам – в науке, искусстве, политике, общественном устройстве и пр. Но сегодняшнее общество изменилось. И хоть феноменологический поток, насыщенный инновациями и не стал меньше, сознание людей в целом стало гибче и шире. Появились большие возможности для переживания инноваций. Более того, увеличилось количество развитых социальных институтов, которые взяли на себя функцию их ассимиляции. Например, наука сегодняшнего дня, несмотря на все ограничения, способна ассимилировать радикально больше инноваций, чем наука 18 века, когда появилось «безумие». Философия и искусство также увеличили свою ассимилирующую способность. Может, пришла пора засомневаться в необходимости социального явления «безумия»? Вместе с тем, чтобы ответить на этот вопрос и сформировать свою позицию относительно рассматриваемой проблемы, стоит окунуться в мир «душевной болезни». Поэтому сейчас поговорим подробнее о том, как это явление формируется и как феноменологически функционирует в процессе своего развития.
Полевые механизмы, лежащие в основе этиологии «сумасшествия»
Продолжим наше обсуждение феноменологии явления «психической болезни». С учетом всего сказанного мною выше, очевидно, что последовательным было бы выделить 2 типа «безумцев». Первые – это ложно интерпретированные как безумцы гении. Они сами по себе не являются носителями концепции «психической болезни» и способны переживать происходящее в поле. Иначе говоря, вектор переживания соответствующих их «безумию» инноваций является для них ведущим в процессе жизни. Вторые – люди, концептуально сломленные в процессе переживания и феноменологически редуцирующие поле до пределов типовой концепции того или иного душевного расстройства.
Если первые не вступают в сговор с обществом на предмет их «психической болезни», то вторые функционируют в рамках типовых психопатологических концепций. И не стоит обманываться так называемой анозогнозией у последних – тенденцией к непринятию факта «душевного расстройства» (Анозогнозия – знание, познание), синонимы: антона симптом, антона – Бабинского синдром – отсутствие критической оценки больным своего дефекта либо заболевания (паралича, снижения зрения, слуха и т.д.) [7]. Впервые это явление было описано и изучено Жозефом Бабинским в 1914 году [8]).
Этот второй тип людей все равно феноменологически редуцирует свою активность до содержания того или иного штамма «безумия». Однако спутать первых со вторыми не представляется делом хитрым. Что довольно часто происходило в истории психиатрии и происходит и по сей день. Стоит только вспомнить скандальные эксперименты, проведенные в разных странах представителями движения «антипсихиатрия» сравнительно недавно.
Сделаем шаг назад в нашем обсуждении, еще до того, как мы получили основания для выделения этих двух категорий людей. Поговорим немного о природе поля и тех механизмах, которые приводят к формированию «душевно больных» людей первого и второго типов.
Полевой источник «безумия». Общая ситуация, описанная в рамках диалогово-феноменологической теории поля, остается прежней. Феноменологическая динамика поля регулируется двумя силовыми векторами – переживанием и концепцией. Удельный вес обоих динамических сил в жизни каждого из нас разнится от ситуации – к ситуации, от человека – к человеку и может со временем меняться. Разумеется, что по большей части поле структурируется концепциями, но переживание может играть значительную роль в жизни человека. Поскольку именно переживание лежит в основе появления в поле феноменов-инноваций, то только оно ведет к любым трансформациям в жизни каждого из нас. Если бы поле регулировалось лишь концепциями, то наша жизнь была бы предсказуема с вероятностью 100%, и никакие изменения в ней не были бы возможны.
Далее. В зависимости от того, насколько человек позволяет себе роскошь переживать и в какой степени он это делает, он сталкивается с тем или иным объемом феноменов-инноваций в своей жизни. Иногда поток инноваций становится очень интенсивным. Выраженность удельного веса переживания в жизни человека чревата совершенно очевидными рисками. Исходит этот риск из еще одного положения теории поля, комплементарного предыдущему. Переживание и концепция являются не только источниками феноменологической динамики поля, но и средствами ассимиляции этой динамики.
Другими словами, феномены, которые появляются в результате активности концепций и переживания должны быть оприходованы ими же – либо концепцией, либо переживанием. Чаще всего наблюдается такая закономерность – феномен, появившийся в результате действия концепции, ассимилируется ей же. Однако возможна и другая динамика – феномен, появившийся в результате концептуального наблюдения, может стать материалом для переживания, и наоборот – феномен переживания может быть концептуализирован.
Как бы то ни было, любой феномен, появившийся в поле, требует отношения к нему. Мы можем отнестись к нему одним из трех способов – сделать материалом переживания, встроить в одну из существующих концепций, либо проигнорировать. Первый может в свою очередь способствовать революционной трансформации «правящих» концепций, которые в методологии описываемой модели в своей совокупности называются self-парадигмой. Второй способ является средством оправдания и подкрепления базовых концепций. Третий, в случае если окажется доступным, что происходит не всегда, избавит человека от излишних усилий, необходимых для психической революции или реакции.
Так работает вся система в штатном режиме. Что же происходит, если в ней происходит сбой. Что если появившийся феномен-инновация настолько радикален, что категорически не может вписаться ни в одну из существующих концепций. Ресурсов человека может не хватить и для переживания, или они могут находиться на пределе возможностей для этого. И в довершении ко всему феномен-инновация произвел настолько сильное впечатление на человека, что проигнорировать его уже не представляется возможным, хотя это и было бы спасением. А теперь представьте, что таких феноменов может быть множество! Это колоссальная нагрузка на человека и его психику!
Еще один дополнительный комментарий методологического свойства – своего рода штрих для завершения всей картины. Любого рода полевая динамика разворачивается как процесс смыслообразования. Это базовое положение диалогово-феноменологической концепции контакта [9]. Феномен-инновация – это по определению элемент поля, который формирует кризис смысла текущей ситуации. Иначе говоря, вся ситуация, выстраивающаяся вокруг феноменологической инновации, в течение какого-то времени не имеет смысла. Одной из важнейших задач ассимиляции феномена является формирование смысла ситуации, или правильнее сказать обнаружение в ней смысла.
А это вызов, который стоит перед психикой человека. Сможет ли он придать смысл происходящему или нет? Вот в чем вопрос, стоящий перед человеком, рискнувшим увеличить удельный вес переживания в своей жизни. Переживать – это мужественный выбор, поскольку здесь нет стабильности и опоры. Перед человеком стоит перспектива испытания!
Первый тип – «ложное безумие», или интерпретированные как сумасшедшие гении. Вот тут-то и начинает разворачиваться альтернатива, с описания которой я и начал этот параграф. Появление в поле значимого феномена-инновации или их комплекса инициирует психологический кризис. Первоначально встает вопрос о том, может ли быть найден компромисс между существованием этого феномена и содержанием self-парадигмы. Если да, то инициируется процесс более или менее значительной трансформации концепций self-парадигмы. Например, соответствующая концепция может быть расширена и дополнена по принципу гипотезы «ad-hoc» в терминологии сэра Карла Поппера [9]. Либо более или менее значительно реформирована и перестроена.
Однако для более значительного реформирования устоявшейся концепции человеку нужны витальные ресурсы переживать и готовность продолжить движение в сторону непредсказуемого. В том случае, если феномен-инновация настолько нов и радикален, что достижение компромисса попросту невозможно, остается альтернатива переживания либо игнорирования. Положим, все та же витальная нагруженность феномена не позволяет сознанию исключить его из поля. Либо сила витальности у человека, осознание своей миссии и личное мужество способствуют тому, что он выбирает продолжить переживать.
Поэтому движение в направлении непредсказуемой динамики поля продолжается. Человек в ходе этого процесса становится все более открытым новому. При этом количество феноменов-инноваций становится все больше. Если все более усугубляющаяся необычность и «странность» в поведении описываемого нами человека становится все более заметна окружающим, или сам человек довольно громко заявляет об открытом им, то срабатывает механизм, характеризующий динамику поля на уровне общества.
Как только комплекс феноменов-инноваций становится достоянием общества, перед окружающими нашего героя людьми встает аналогичная альтернатива – либо рискнуть переживать эти феномены-инновации, либо изолировать их из сферы осознавания. Вариант концептуализации по понятным причинам отпадает сам собой – концепции уже не справляются с инновацией. В первом случае мы имеем дело с процессом основания новой парадигмы – научной, философской, социальной, религиозной, идеологической, космологической, культурной и пр. А наш герой становится Учителем – основателем школы или учения.
Во втором – общество выбирает запереть сами инновации и их источник за пределами сферы общественного сознания. А для этого обществом отряжается вся инфраструктура института психиатрии. А наш герой становится «душевно больным». Таков путь формирования первого типа «безумия». Сколько таких людей закончило свою жизнь в клинике – только Господь знает. Я думаю, что соотношение основатель учения/сумасшедший статистически не в пользу первых.
Второй тип «безумия» – коллапс поля до типовых концепций «душевных заболеваний». Вернемся же к тому месту нашего разговора, где уже возник кризис, инициированный появившимися в результате переживания феноменами-инновациями. Итак, в процессе переживания человек сталкивается с чем-то, к дальнейшему переживанию чего он не готов. Переживание блокируется. Концепции self-парадигмы также не в состоянии ассимилировать инновацию. Игнорирование также невозможно. Тупик. А витальности, которая еще недавно питала процесс переживания, осталось еще очень много. Причем, чем радикальнее инновация и чем больше человек ею впечатлен, тем больше было инвестировано в процесс переживания витальности. Следовательно освободившаяся витальность по принципу свободных активов в экономической метафоре должна быть реинвестирована. Вопрос – куда? Куда же вложить жизненные ресурсы человека, если переживание невозможно?
Сначала витальность приобретает недифференцированную форму, которая осознается как тревога и разливается по полю. До тех пор, пока переживание невозможно, тревога возрастает и ищет возможности быть размещенной. «На помощь» приходят, как всегда, концепции. Однако, как мы помним, концепции, составляющие self-парадигму, не в состоянии оказались ассимилировать инновации, вызвавшие коллапс поля. Поэтому со всей очевидностью появляется необходимость в создании новых концепций. Но ввиду чрезвычайно высокого психического напряжения, творческий вектор поля блокирован вместе с переживанием. Человек оказывается вынужденным заимствовать существующие в культуре типовые концепции. Напомню, что эти концепции доступны постольку, поскольку существуют на правах культурного ментального вируса.
Дальнейший процесс может развернуться по-разному. Здесь снова, мне кажется, была бы уместной экономическая метафора. Объем высвобожденной в результате блокирования переживания витальности можно рассматривать в качестве активов. Чем ее больше, тем жестче должна быть структура типовой концепции, чтобы удержать ее. Учитывая специфический дизайн полевой ситуации, основанной на возникновении в поле феноменов-инноваций, которые представляются слишком необычными и не имеющими смысла, возрастающая тревога вызывает полную остановку остатков естественной динамики поля. Как следствие, происходит тотальная перезагрузка власти. Типовая концепция того или иного типа «психического расстройства» полностью завладевает полем, формируя соответствующую ей структуру.
Представьте себе на минутку следующую картину. Власть в какой-то стране захватила какая-то очень организованная и годами тренирующаяся в этом процессе группа людей. О-о-о-чень большая группа. Она настолько организована, что вся социально-политическая инфраструктура – органы управления, обслуживания, законодательные акты, судебная система, нормы морали и правила поведения, трансляция телеканалов, СМИ и пр. – заработали эффективно и слаженно в течение одной недели. Хороший пример тому есть у Дж.Оруэлла в «1984» [10]. Или вполне годится пример, ситуация которого экранизирована в кинотрилогии «Матрица».
В некотором смысле типовая концепция безумия, например, шизофрении, представляет собой введение в феноменологическом поле чрезвычайного положения, на время которого вся структура поля заменена вирусным содержанием концепции с соответствующими ей симптомами и синдромами. Ведь если присмотреться при всем казалось бы богатстве и разнообразии проявления галлюцинаций или бреда в их содержании вполне можно обнаружить мотивы, которые можно типизировать. Я уж не говорю об описанных признаках психического функционирования, которые лежат в основе классификаторов психических болезней, например МКБ всех пересмотров. Иначе говоря, классическая клиническая теория исследует не феноменологическое поле жизни того или иного человека, страдающего «психическим расстройством», а собственно саму концепцию расстройства, которую сами же и создали когда-то.
Фактически безумие второго типа представляет собой остановку процесса переживания ввиду невозможности придать смысл происходящему в поле. В результате концепция того или иного «психического расстройства» принимает на себя функцию временного контроля за психической деятельностью. И это само по себе не страшно. Опасно другое. Это временное чрезвычайное положение принимается окружающими, как обывателями, так и специалистами, в качестве реальности существования человека. И у каждого типа этой «реальности болезни» есть свои прогнозы. И дальше институт психиатрии имеет дело уже не с человеком, а с концепцией, которую сам же институт и создал.
Литература
- Шарден П.Т. Феномен человека / Пер. и примечания Н.А.Садовского. – М.: Прогресс, 1965.
- Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. – М., 2002.
- Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление / Вернадский В.И. – М., 1989.
- Биофилософия: Сб. науч. тр. / Отв. ред. А.Т. Шаталов. – М., 1997. – 264 с.
- Теория шести рукопожатий: http://ru.wikipedia.org/wiki/Теория_шести_рукопожатий
- Погодин И.А. Жизнь как непрерывный акт рождения // Диалогово-феноменологическая психотерапия: ресурсы первичного опыта: в 5 томах. – Т.1: Философские и естественно-научные основания психотерапии, фокусированной на первичном опыте: Сб. статей / И.А. Погодин. – К.: Издательский дом Дмитрия Бураго, 2012. – С.42-59.
- Жмуров В.А. Большой толковый словарь терминов психиатрии. – М: Джангар, 2010. – 864 с.
- Анозогнозия: http://ru.wikipedia.org/wiki/Анозогнозия.
- Поппер К. Логика научного исследования: Пер. с англ. / Под общ. ред. В.Н Садовского. – М.: Республика, 2005. – 447 с.
- Оруэлл Дж. «1984» и эссе разных лет / Файнгар А. А., Комментарии Чаликовой В. А. – М.: Прогресс, 1989. – 384 с.
Погодин Игорь Александрович – кандидат психологических наук, доцент, директор Института Гештальта, ведущий тренер и член Профессионального Совета Московского Гештальт Института. Гештальт-терапевт (сертификат МГИ, Европейский Сертификат гештальт-терапевта), супервизор (сертификат МГИ и Парижской Школы Гештальта (EPG)) и преподаватель гештальт-терапии, специалист в области кризисной психотерапии. Главный редактор «Вестника Гештальт-терапии». Член редколлегии журналов «Актуальные инновационные исследования: наука и практика» (Россия), а также «Теория и практика психотерапии» (Канада). Автор диалогово-феноменологической психотерапии. Действительный член Европейской Ассоциации Гештальт-терапии (EAGT), Международной Федерации организаций, преподающих Гештальт (FORGE), Белорусской ассоциации психотерапевтов, Всероссийской Профессиональной Психотерапевтической Лиги. Автор более 350 публикаций, в том числе учебников, монографий, учебно-методических пособий.
e-mail:
Погодин И.А. Диалогово-феноменологический подход к сущности психических болезней. [Электронный ресурс] // Прикладная психология и психоанализ: электрон. науч. журн. 2014. N 4. URL:http://ppip.idnk.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.