|
ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ
УДК 159.9.01 Аннотация. Представленное содержание публикации является восьмой главой монографии «Постмодернизм в психологии». Автором представлены и проанализированы основные контуры постмодернистской психологии личности, что позволяет по-новому взглянуть на психологию зависимой личности. Приведены некоторые выводы ранее проведённых исследований по этой теме. Ключевые слова: модернистская психология, постмодернистская психология, текстологический, номадологический, шизоаналитический, нарратологический, генеалогический, симуляционный, коммуникационный, синергетический, смысловой подход, принцип сообразности
Психология зависимой личности (нарко-, алко-, токсико-, игро-, фанато-, интернет-зависимость и др.) подростков и молодёжи в России становится одной из наиболее значимых проблем в плане тех негативных социально-психологических последствий, которые такое поведение может вызывать. Одной из причин вышесказанного является отсутствие чёткой научно-психологической концепции зависимой личности, и как следствие, недостаточность знаний о психологии зависимости. Очевидно, что эта теоретическая проблема является общепсихологической, но, несмотря на это на фоне немногочисленных эмпирических исследований практически не делаются попытки теоретических обобщений. А если и делаются, то результаты этих работ интерпретируются в рамках традиционных классических подходов. Поэтому ниже попытаемся проанализировать неклассический подход к психологии личности с целью разработки новых неклассических подходов к проблеме зависимой личности [9]. Проблема развития неклассической психологии ранее была уже обозначена некоторыми авторами (Л.С. Выготский, А.Г. Асмолов и др.). Благодаря вниманию В.А. Петровского к неадаптивным процессам, а Д.А. Леонтьева на аспект бытийного опосредования смысловой реальности, нашей отечественной психологии, всё же удалось вырваться из ловушки «зомбирующего» предсказуемого жизненного мира, по отношению к которому индивид лишь всегда адаптировался посредством принципа сообразности [1]. Показано, что благодаря этим авторам, в психологии появились новые ориентиры постмодернистской психологии личности: от жизнедеятельности к жизнетворчеству, от смысловой регуляции к регулированию смыслов, от психологии «изменяющейся личности в изменяющемся мире» – к психологии личности, творящей и изменяющей себя и свой жизненный мир. Но, возможно ли, с одной стороны, стремиться к единой системной концепции, тем самым, проявляя установки модернистской психологии и философии. А, с другой, претендовать на построение постмодернистской психологии, для которой должна быть характерна ризоморфность, подразумевающая отсутствие бинарностей, противопоставления субъекта и объекта, внутреннего и внешнего, центра и перифирии и др. [2]. Объяснение психической реальности только на основе смысловых механизмов в сочетании с более простыми объяснительными логиками при всей своей изощренности, в конце концов никогда не выходит за пределы «постулата сообразности» (Петровский В.А.), поскольку налицо заданный изначально регуляторный принцип, определяющий иерархическую систему критериев, с которыми сообразуется вся активность субъекта. При этом, психическая практика показывает, что есть формы поведения человека, которые не поддаются смысловому объяснению. Например, описанные В.А. Петровским феномены неадаптивной активности, и сконструированная Ф.Е. Василюком ситуация ценностного выбора, когда оказывается невозможным сравнить альтернативы в единой смысловой системе координат, как это происходит в более простых случаях. Таким образом, возникает вопрос о том, насколько такое глобальное и повсеместное внедрение понятия «смысл» для описания психики имеет эвристичный потенциал. Тем более, когда работы В.Ф. Петренко, касающиеся семантики сознания, обнаружили феномены смысловой (семантической) разорванности сознания человека, то есть отсутствия полной «заливки» психики смыслом [3]. Более того, понятие «смысл», в традиционном понимании нас всегда отсылает в прошлое, в нечто ушедшее и требующее осмысления, игнорируя становящееся «здесь и сейчас». Может быть, настало время понимать под понятием «смысл» нечто другое? Действительно ли первопричина психической и смысловой динамики заключается именно смысловых процессах? Вышеизложенные проблемы разрешаются благодаря допущению принципа диалектического единства модернистской и постмодернистской психологии [5], что позволяет сохранить понятие смысл в рамках постмодернистской психологии. Всё это открывает возможность для начала создания постмодернистской психологии на основании организации диалога и взаимодействия различных психологических систем, реальностей, миров, знаний через всепоглощающее и всевбирающее понятие «смысл». Понятие «смысл» позволяет, придерживаясь установок постмодернизма, преодолеть бинарные оппозиции, которых в постмодернистской психологии не должны быть. В то же время показано, что для обоснования постмодернистской психологии всего этого недостаточно, и необходимо привлечения в психологию различных подходов постмодернистской философии: текстологического, номадологического, шизоаналитического, нарратологического, генеалогического, симуляционного, коммуникационного и др. На основе анализа множества работ нами показано [5], что большинство изученных психических механизмов являются вторичными перестройками, вызванными главным вектором психической динамики, который, на наш взгляд, практически до сих пор не раскрыт в психологии (динамика непредсказуемого внутри психического и внепсихического бытия, в которое кинута психика человека, неадаптивные процессы и т.п.) Кроме того, при анализе динамики смысловой реальности, нельзя игнорировать исследования [4] согласно которым, в индивиде заложена способность не только к поиску смысла, но и к поиску иллюзий, заблуждений, то есть порой бессмысленных образований. Индивид, попав в условие неадаптивного процесса, начинает формировать в себе бессмыслицы с такой быстротой и частотой, что они перестают восприниматься как бессмыслицы и становятся смысловыми образованиями. Игнорируя и подтверждая общую гуманистическую направленность своих исследований, некоторые авторы, подчеркивают незаслуженно значимость лишь фасилитирующих воздействий на субъект, а не процессов создания иллюзий. Хотя последнее, согласно нашим исследованиям [5] по психологии художественного творчества часто приводят к формированию позитивных иллюзий и творческих идей, как новых смыслов, обеспечивающих личностный рост, формирование личностной автономии, способности к самостоятельному выбору. С другой стороны, анализ показывает, что только понятие смысл, будучи вездесущим оператором или скриптором (понятие постмодернистской философии) между различными психическими мирами и структурами может стать одной из центральных категорий психологии (постмодернистской психологии), интегрирующей и как бы пронизывающей различные уровни психики: эмоции и мышление, сознательное и бессознательное, глубинные и «вершинные» психические явления. Теперь уже речь идёт не о смысле, как о нечто, что «с мыслью», а о неких информационных операторах отношения. Поэтому приходится говорить о смысловой реальности как о некоем континууме, «ткани», формируемой на основе жизненных отношений, «жизненного мира» субъекта в процессе бытийного опосредования смысловых образований. С другой стороны, смысловая реальность – это совокупность различных составляющих смысловой структуры личности, не имеющих иерархии, которые в зависимости от своей устойчивости и динамики, перетекая друг в друга, превращаются в мотивы, смысловые установки, диспозиции, конструкты, и, наконец, личностные смыслы. Так, например, исследования, проведённые Соколовой Е.Т. показали, что сцеплённость и слитность отдельных смыслов сказывается в том, что даже при незначительных изменениях какого-то одного смысла, одного представления наблюдается дестабилизация и многих других смыслов (Е.Т. Соколова). Эти положения хорошо описываются в рамках номадологического подхода [2] при анализе динамичных смысловых структур зависимой личности (Ж. Делёз, Ф.Гваттари), основывающийся: а) на рассмотрении смысловых структур как бесструктурных (смысловая ризома, игра смысловых структур); б) на трактовки смыслового пространства как децентрированного и открытого для территориализации (ацентризме); в) на новом понимании детерминизма в смыслопорождении, основанного на идее принципиальной случайности сингулярного события (неодетерминизме, событийности); г) на снятии самой возможности выделения оппозиций внешнего и внутреннего, прошлого и будущего и т.п. (бинаризме); д) на придании феномену смысла проблематичного статуса (постметафизическом мышлении). Следовательно, номадологический подход в психологии должен подразумевать отказ от презумпции константной гештальтной организации смысловых структур, и это должно находить свое выражение в конституировании постмодернизмом взамен традиционной категории«структуры» понятия «ризомы», фиксирующего принципиально аструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий возможность для имманентной подвижности и, соответственно, реализации ее креативного потенциала самоконфигурирования. В то же время отмечено, что полностью отказываться от категории структуры некорректно. Поэтому нами обоснован принцип единства структуры и ризомы. Далее нами была предпринята попытка распространить категорию ризомы на смысловые процессы и структуры. Показано, что в отличие от метафоры «корня» как предполагающего жестко фиксированную конфигурацию и генетическую (осевую) структуру, смысловая ризома представляет собой нечто, которое может прорасти в каком угодно направлении, или сети «корневых волосков», потенциально возможные переплетения которых невозможно предусмотреть. Смысловая ризома принципиально процессуальна, – она «не начинается и не завершается. Она всегда в середине…» (Ж. Делез, Ф. Гваттари). Такая номадическая смысловая реальность реализуется в последовательно сменяющихся виртуальных структурах. То есть имеет место «структурная невозможность закрыть эту живую смысловую сеть, фиксировать ее плетение» (Ж. Деррида). Номадологический подход предполагает в этом контексте и принципиально новое понимание организации смысловой реальности, в котором предполагается рассеивание качественно недифференцированных смысловых структур, представляющих собой номадическое распределение сингулярнотей, которые «обладают подвижностью, имманентной способностью самовоссоединения», радикально отличающейся «от фиксированных и оседлых распределений». Смысловая реальность предстает как «недифференцированная» среда – «мир, кишащий номадическими(кочевыми) сингулярностями (Ж. Делез). Смысловые процессы антигенеалогичны, они осуществляются в другом измерении – преобразовательном и субъективном, т.е. принципиально не осевом, не линейном, и не подчиняются никакой структурной или порождающей модели. Важнейшей презумпцией номадологического подхода к смысловым структурам, является наличие ацентризма. В смысловых структурах теперь нет того, что могло бы претендовать на статус центра. Интерпретация ризомы в качестве децентрированной смысловой реальности оборачивается ее трактовкой как обладающей креативным потенциалом самоорганизации. Источником новых смыслов выступает в данном случае не причинение извне, но имманентная нон-финальность системы, которая «ни стабильная, ни не стабильная, а скорее, «метастабильна» и «наделена потенциальной энергией» (Ж. Делез). Таким образом, понятие «метастабильности» смысловой структуры соответствует понятию «неустойчивости» в современном естествознании, фиксирующему процессуальность психического бытия системы и его креативный потенциал самоорганизации. Таким образом, существенным моментом процессуальности смысловой структуры (ризомы), в частности, зависимой личности, является принципиальная непредсказуемость ее будущих смысловых процессов: «парадоксальный элемент» потому и парадоксален, что он выходит за границы знания, очерчивающей рассматриваемое пространство трансформаций смыслов. Симуляционный подход [7], в отличие номадологического, позволил выявить наличие в смысловых структурах исследуемых зависимых личностей нединамичные, стабильные смысловые структуры (деструктивные ценности, смысловые диспозиции и конструкты), как некие искусственно-живые, психические «протезы» – симулякры, оторванные от реальности и сформированные как извне (например, социумом), так и изнутри (например, наркотиком). Благодаря памяти, зависимая личность зацикливается на этих прошлых смысловых процессах (например, на тех же самых образах наркопотребления), которые никогда не надоедают, и, которые распространяются на настоящие процессы, стремящиеся выйти за пределы этого прошлого. В результате, настоящие смыслы входят в конфликт с «законсервированными» прошлыми смыслами, что и становится причиной опустошающего невротизма зависимой личности. Благодаря этим симулякрам, которые формируют виртуальную смысловую реальность, личность настолько увлекается и отрывается от трезвеннической смысловой реальности, что не желает «прислушиваться» к ней. Эта искусственная смысловая реальность становится реальнее, актуальнее и значимее для зависимой личности. Кроме того, существует мир внешних симулякров (идеология и др.) Благодаря внутренним и внешним симулякрам в личности все меньше и меньше спонтанного и она всё больше и больше погружается в постоянно «прокручиваемые» образы погружения в различные виртуальные миры (нарко-, алко-, токсико-, игро-, фанато-, интернето- ),ведущие в «ад того же самого» (Ж. Бодрийар). Виртуализирующий социум погружается не только во внутренний «ад того же самого» – мир искусственных смыслов (симулякров), но и в мир живых внешних смыслов, формируемых электронными СМИ и Интернетом, которые становятся реальнее и актуальнее объектов исходной реальности (Ж. Бодрийар). Когда эти «два психических протеза» (внешние и внутренние симулякры) станут тождественными, тогда, по-видимому, окончательно исчезнут истоки природной живости психики. Подсознание личности создает заблуждения и иллюзии как проекции о мире в виде «психических протезов» – внутренних и внешних симулякров. Эти симулякры по своей природе отличаются от знаков, возникающих в процессе деятельности и интериоризации (Л.С. Выготский) тем, что являются пустыми знаками, неадекватными реальности. Это, по-видимому, должно сказаться на социокультурной составляющей развития психики будущих поколений. Таким образом, проблема эффективной профилактики зависимой личности сводится к тому, чтобы обезопасить личность от попадания в эту ловушку «ада того же самого». Благодаря использованию положений симуляционного подхода нам удалось разработать психологические подходы, позволяющие уменьшить и ликвидировать влияние внутренних симулякров, как стабильных смысловых структур: деструктивных ценностей, смысловых диспозиций и конструктов (см. ниже), которые подменяют реальные, позитивные смыслообразующие ценности искусственными. Показано, что единственным выходом из мира искусственных деструктивных ценностей является взгляд на окружающий мир с позиций полярных высокозначимых ценностей – жизни и смерти, но с акцентом на первое. В результате у зависимой личности могут быть сформированы такие смыслообразующие ценности, которые превосходят по значимости виртуальные ценности и создают внутренние условия для избавления человека от зависимости. Если в симуляционном подходе ещё существует некое осознание деструктивных смыслов, то в шизоаналитическом подходе [2] имеет место отсутствие этого осознания (Ж. Делёз, Ф. Гваттари). Денежные потоки являют собой совершенно шизофренические смысловые реальности. Шизоанализ таким образом, интерпретирует свободное от нормативирующих смысловых структур общества поведение индивида, который может свободно реализовывать свои желания как «деконструированный субъект» – как «шизоидное»: но не в качестве поступков психически больного человека, а как линию поведения лица, сознательно отвергающего каноны общества в угоду своему естественному «производящему желанию», своему бессознательному. Требование слушаться голоса собственного «шизо» ведет не просто к необходимости редуцировать из психической жизни нормативные смысловые конструкты, навязанные культурой, но, что еще более важно для понимания доктрины шизоанализа – к постулированию желательности максимального снижения роли разума, которую тот играет, выступая арбитром во всех связях и отношениях субъекта. Именно сознание как первоначальный репрессивный механизм сдерживает свободную деятельность«желающей машины». Бессознательное же, выступая по сути как «желающее производство», очищено, по версии шизоанализа от структурирующей роли разума и таким образом может характеризоваться как машинный процесс, не имеющий других причин своего возникновения, нежели он сам, и не имеющий, кроме этого, также и целей своего существования. В настоящее время в обществе, обострились признаки социальной шизофрении (шизофренизации общественного сознания). Её характеристики аналогичны классической шизофрении, описываемой в патопсихологии: Непоследовательность развития. Нелогичность в принятии решений. Хаос в некоторых его областях. Отсутствие чётко выполняемой программы. Отсутствие направленности общественного сознания и его ориентиров. Средства массовой информации, будучи прямой проекцией общества, также шизофренизируют. Телезрительский или читательский глаз, особенно незрелый, не может сориентироваться в этой вакханалии ненужной и нужной правды, идиотизма и интеллектуальности, любви и порнографии, истинного искусства и суррогатов бездарных, но богатых теледеятелей и т.д. В психологии известно, что долгое отсутствие направленности сознания и установок ведёт к быстрой деградации личности. Эту аналогию можно перенести и на общество. Двойственность, неспособность принимать ответственные и эффективные решения, вызванная раздвоением между новым и старым, консервативным и прогрессивным, рыночным и коммунистическим. Общество «мучается застряв между этими двумя мирами». До сих пор наш социум не определился с выбором. В этой двойственности лежит глубинная причина беспокойств социума. Аутизм. Растёт число индивидов, которые становятся пленниками искусственных миров, сформированных Интернетом и телевидением. Социальная апатия, безразличие и неспособность к субъект-субъектному чувственному диалогу, достигли опасной черты. Благодаря чуждой и болезненной для нашего сознания рыночно-прагматичной психологии, индивиды становятся бездушными средствами друг друга. На основании шизоаналитических положений мы пришли к выводу о том, что социальная шизофренизация создаёт условия для формирования смысловых структур, приводящих к погружению в виртуальный мир. Поэтому были разработаны меры по проблемам психической деградации социума, способствующие более эффективной профилактике зависимости. Синергетический подход (И. Пригожин, Г. Хакен и др.) позволил нам взглянуть на смысловые структуры зависимой личности: а) как на нелинейную динамическую систему, предполагающую версификацию эволюционных перспектив системы, развивающейся согласно вееру альтернативных путей (хаос, хаосмос, постмодернистская чувствительность,руины); 2) как на структуры, в которой случайность есть конструктивный фактор развития системы, объективирующий эволюционные возможности, открывающиеся в точке версификации ее динамики (неодетерминизм); 3) как на смысловую реальность живость которой определяется процессуальностью нелинейных динамик, то есть имеет место своего рода имманентизация внешнего (материала внешней по отношению к самоорганизующейся системы среды) в качестве фундаментального механизма самоорганизации (складка, имманентизация); 4) как на смысловую реальность, которая носит принципиально вероятностный характер (неодетерминизм). На основании синтеза синергетического и смыслового подхода нами показано, что позитивное жизнеутверждающее состояние психики зависимой личности является результатом устойчивого неравновесного состояния в смысловых структурах, вызванных активно-критическим состоянием: творчества, игры, риска, преодоления, пограничного состояния и т.п. (Под равновесием в данной работе мы понимали процесс психической адаптации, заключающийся в совпадении цели, как предвосхищаемого образа, с результатом деятельности). И, наоборот, депрессия является следствием отсутствия устойчивого неравновесного состояния в смысловых процессах и структурах, то есть наличия «мёртвого» устойчивого равновесия (адаптации). Это состояние характеризуется наличием стабильных смысловых структур, сформированных как извне (например, идеологией), так и изнутри (например, наркотиком). Благодаря этим деструктивным смысловым структурам психика зависимой личности переходит в состояние скучной предсказуемости (сообразности, смыслозависимости), в котором прекращаются неадаптивные и непредсказуемые творческие процессы. В результате у индивида никогда не погружавшегося в мир виртуальной реальности возникает пассивно-критическое состояние (негативное, устойчивое и неравновесное состояние) – депрессия. В этом критическом состоянии даже небольшие возмущения на личностно-смысловые структуры, проводимые манипуляторами, могут приводить к спонтанному решению личности о погружении в мир виртуальной реальности. Кроме того, существуют пассивно-критические состояния, вызванные постоянным сравнением реального и виртуального миров, индивидом уже имеющим зависимость. Поэтому зависимая личность пытается искусственным, то есть виртуальным образом вырваться за пределы этой скучной, уничтожающей субъект, предсказуемости, управляемой принципом сообразности, в другую, нескучную и не надоедающую предсказуемость – мир виртуальных иллюзий, позволяющий искусственно почувствовать трансцендентность и вырваться за пределы себя. Ведь живая психика постоянно находится в состоянии устойчивого неравновесного состояния и открыта к запредельному, то есть трансцендирует и создаёт нечто, что непредустановлено, что находится за границами принципа сообразности. Следовательно, погружение в мир опасных для психики виртуальной реальности, вызывается желанием убежать от скучной предсказуемости (устойчивого равновесия в смысловых процессах и структурах), а также разочаровывающего неравновесия (несовпадения цели и результата). В результате, индивид взамен получает нескучное мнимое равновесие (например, опьянение), которое также «убивает» субъект, но даёт эйфорию. То есть, личность разочаровывается как в неравновесной смысловой компоненте, так и в равновесной (адаптивной), и выбирает, искусственно организованное равновесие – опьянение, в котором результат и цели всегда совпадают. Иными словами, при алкогольном и наркотическом потреблении естественное равновесие и неравновесие в смысловых процессах уступает место искусственному, временному и мнимому равновесию смысловых процессов. Кроме того, на основе анализа динамики и устойчивости смысловых структур нормальной личности нами выявлена деструктивная особенность устойчивых смыслов. Показано, что благодаря устойчивым смыслам, подчиняющимся принципу сообразности, невозможно вырваться за пределы близорукого жизненного мира, ограниченного только потребностями (проблемой выживания) человека. Психика нормальной личности, замкнутая на свою потребительскую сообразность, не способна генерировать в себе нечто новое, так как сообразность подразумевает создание нечто предустановленного. Во всех остальных случаях психической жизни имеют место неадаптивные процессы (неустойчивые смыслы), которые являются основой творческих процессов психической реальности. Таким образом, наличие устойчивых смыслов в психике нормальной личности, когда психика находится в рамках работы принципа сообразности (равновесия, удовольствия и пользы), ограничивает творческие процессы в ней. Следовательно, устойчивые смыслы, как некие устойчивые психические модели о мире, на которых паразитирует сознание, могут являться тормозом творческих процессов. Сознание, пришедшее в своём развитии, к устойчивым смыслам, с одной стороны приобретает высокий уровень психической экономии, быстро решая многие задачи через готовые смыслы (штампы, схемы, и др.), но в ущерб потери своей творческой составляющей. Поэтому классический подход к психологии смыслов, сводящий смысловую реальность к некоему сущему, то есть некоему устойчивому и регулярно повторяющемуся началу, по сути своей, является подменой животворящей психической реальности некоей «смысловой», неживой реальностью. Не этот ли процесс подмены живой психики некоей психической моделью, «пропитанной», устойчивой смысловой реальностью (стремлением к сообразности, приводящему к несовпадению цели и результатов), приводит многих обывателей к психическим расстройствам и как, следствие, к алкоголизации и наркотизации. Выход из создавшегося тупика при описании смысловой реальности в рамках науки только один – выйти за пределы логики науки в сферу искусства и творчества. Являясь «добровольным стремлением к иллюзии», оно заключает в себе конструктивное начало культуры, поскольку гораздо ближе стоит к описанию животворящей психики, основывающейся на неустойчивых смыслах, которые, согласно синергетике, могут поддерживаться только искусством. Текстологический подход позволил нам прийти к положению о том, что не всегда психические процессы протекают согласно цели, телеологичности или постулату сообразности. Этот вывод следует из положений о деконструкции (Ж. Деррида) – основы текстологического подхода постмодернизма [8], согласно которому для более корректного описания психических процессов необходимо выходить за рамки ого-(фоно-архео-телео-фалло-)центризма, как способа мышления. Это позволило нам более корректно, то есть с учётом роли творческой составляющей психики, описывать непредсказуемое поведение зависимой личности. Кроме того, текстологический подход (Р. Барт), основывающийся на контекстуальном раскрытии смыслов – игре смыслов, позволил на новой основе выявить проблему столкновения двух смысловых пространств (реального и виртуального) в рамках которых, формируются две разные смысловые реальности, находящиеся в психике одной зависимой личности. Текстологический подход к психике, привёл нас к одному из важных вопросов всего нашего исследования: что заставляет личность полагать, что смысл существует? Ответ на это вопрос мы получили ещё в процессе своих прошлых исследований [5], согласно которым, в индивиде заложена способность не только к поиску смысла, но и к поиску иллюзий, заблуждений, то есть порой бессмысленных образований. Индивид, ведомый своими потребностями, попав в условие неадаптивного процесса, начинает формировать в себе бессмыслицы с такой быстротой и частотой, что они перестают восприниматься как бессмыслицы и становятся смысловыми образованиями. Эти выводы вполне согласуются с положениями постмодернизма, согласно которым, смысл понимается не как имманентный объекту (миру, тексту), но как результат произвольно реализуемых дискурсивных практик. Так, М. Фуко постулирует тотальное отсутствие исходного «смысла» бытия мироздания: «за вещами находится… не столько их сущностная и вневременная тайна, но тайна, заключающаяся в том, что у них нет сути, или что суть их была выстроена по частицам из чуждых им образов». В целом, «история репрезентации» расценивается постмодернизмом как «история икон – история длительного заблуждения» (Ж. Делез). Постмодернистские ориентации в данной сфере интегрируются в такой парадигмальной презумпции постмодернизма, как жертвование смыслом (Ж. Деррида). Характерное для постмодернизма видение реальности артикулируется как «постмодернистская чувствительность», т.е. парадигмальная ориентация на усмотрение хаоса в любой предметности. Таким образом, смысловая реальность нормальной личности, согласно постмодернистской психологии, образуется либо: а) благодаря «консервирующим» психику заблуждениям – симулякрам, которые «выедают»творческую составляющую психики, тем самым повышая вероятность погружения в мир деструктивной виртуальной реальности; б) благодаря животворящим заблуждениям, как произвольному абстрактному моделированию реальности – принципиально нерезультирующейся процессуальности (например, виртуальной реальности), которая является основой творческой составляющей психики, способствующей уменьшению вероятности погружения в деструктивную виртуальную реальность. Такой подход к психической реальности подразумевает отказ от злоупотребления установками детерминизма, логоцентризма, бинаризма, анторопоцентризма, эволюционизма и др., открывая путь к некоей поэтикопсихологии, то есть искусства в психологии [5]. Всё это не является полным отказом от рационального мышления, но подразумевает принцип диалектического единства постмодернистской и модернистской составляющих психики [6]. Текстологическое понятие «складывание», оказалось весьма полезным для объяснения природы виртуальной (наркотической, алкогольной и др.) смысловой реальности. Складка фиксирует новый способ артикуляции соотношения внутреннего и внешнего смысла, конституирующий внутреннее как имманентную интериоризацию внешнего. Согласно такому подходу, мнимая внутренность смысла уже сплошь проработана его же собственным внешним. Становление смысловой реальности реализует себя вне принудительной каузальности, т.е. в режиме, который «заранее разрушает всякий императив». Собственно, сам внутренний смысл как таковой, по Делезу, «является просто складчатостью внешнего смысла, как если бы корабль был изгибанием моря». Возникающая на каждый конкретный момент времени конфигурация смыслов, как конфигурация складок понимается Делезом как принципиально не окончательная, – она оценивается как ситуативно значимая, и принципиально подлежащая изменению в силу непредвиденных флуктуаций смысловой реальности: «эти складки удивительно изменчивы и, более того, обладают различными ритмами, чьи вариации создают несводимые виды смысловой реальности. Именно эта изменчивость, порой, не позволяет делать наиболее вероятностный прогноз погружения нормальной личности в мир деструктивной виртуальности. Кроме того, на основании анализа зависимых личностей и применения текстологического подхода, а также положений о многомерной топологии смысловой реальности, было выявлено воздействие наркотика и алкоголя на трансформацию пространственных ориентации и временного восприятия индивида. Эти выводы вполне согласуются с положениями Ж. Делёза, что наркоман или алкоголик являет собой поиск особого эффекта: «необычайной приостановки настоящих смыслов». Зависимая личность живет совсем не в прошедшем времени несовершенного вида и не в будущем времени; у неё есть лишь сложное прошлое совершенного вида – хотя и весьма специфическое. Зависимая от алкоголя или наркотика личность так компонует воображаемое прошлое, как если бы «мягкость причастия прошедшего времени соединялась с твердостью вспомогательного настоящего. Зависимая личность переживает один момент в другом, наслаждаясь своим маниакальным всемогуществом. Это, по Делезу, «момент эффекта»: застывшие настоящие смыслы соотносятся теперь лишь с ускользанием прошлых смыслов. В этом эффекте ускользания прошлого, в этой утрате всякого объекта и заключается депрессивный аспект зависимой личности. У зависимой личности возникает иная, не менее основательная деформация времени, вызванная выявленной нами нарративностью психики зависимой личности, которая как бы заново «переписывает» своё прошлое, придавая ему новый смысл. Благодаря этому, любое будущее переживается как «будущее совершенное» с необычайным ускорением этого сложного будущего – эффектом от эффекта, не оставляющим до самой смерти. В границах информационного общества с характерной для него многомерностью сферы мыследеятельности человека, дополняемой полинаправленностью его личной активности, особую значимость обретает свойство зависимой личности продуцировать ситуацию «одиночества-в-толпе». Таким образом, на основании текстологического подхода, поднимается проблема о том, что представляет собой виртуальная (алко-, нарко – и др. ) смысловая реальность: а) значительная складка на трезвеннической реальности; б) складка на искривлённой наркотиком или алкоголем (или иными виртуальностями) исходной реальности, приводящая к трансформации восприятия времени и пространства; в) новая смысловая реальность, образованная фазовым переходом, приводящему к психическим закономерностям, которые невозможно описать в рамках психологии трезвеннической реальности. Именно поэтому, по-видимому, принцип сообразности и деятельностного подхода в новой реальности и в пограничном слое между виртуальной реальностью и трезвеннической реальностью, не выполняется, потому, что полностью трансформируются механизмы образования структурообразующих элементов новой психической реальности (цель, мотив, ценность, установка, смысл). Так, например, принцип сообразности, который в реальной психике никогда не выполняется в силу работы принципа неадаптивности, в виртуальной реальности начинает искусственно выполняться, уничтожая феномен субъектности. Таким образом, теоретические положения, на основании которых необходимо формировать методы более эффективной психокоррекции и профилактики зависимой личности должны: - Учитывать принципиальную непредсказуемость и парадоксальность будущих смысловых процессов зависимой личности. - Снимать подмену реальных, смыслообразующих ценностей искусственными ценностями. - Уменьшать вероятность критических состояний личности, при которых даже небольшие возмущения на личностно-смысловые структуры, проводимые манипуляторами, могут приводить к спонтанному решению – погрузиться в мир деструктивной виртуальной реальности. - Основываться на понимании реабилитации зависимой личности как воспитания толерантности к неприемлемой психологической старости, вызванной последствиями деструктивной виртуальности, и, переходе смысловых процессов, обусловленных психопатологической старостью зависимой личности в смысловые процессы нормальной старости, идущей к молодости. - Выявлять дефицит критического и неравновесно-устойчивого состояния смысловых структур, уменьшая вероятность появления непредсказуемых психических бифуркаций, приводящих к погружению в мир виртуальных реальностей. - Разрешать проблему языка в диалоге двух смысловых реальностей: виртуальной и реальной, учитывая, что виртуальная реальность подчиняется закономерностям, которые невозможно описать в рамках психологии исходной реальности - Уменьшать интенсивность процессов социальной шизофренизации. Литература 1. Леонтьев Д.А. Психология смысла. – М.: Смысл, 2007. – 511 с. 2. Deleuze G., Guattari F. Rhizome // Capitalism et schizophrenie. Mille plateaux. – Paris: Les Editions de Minuit, 1980. – 298 p. 3. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. – Смоленск: Изд-во Смоленского гуманит. ун-та, 1997. – 396 с. 4. Гарифуллин Р.Р. Иллюзионизм личности как новая философско-психологическая концепция: монография. – Йошкар-Ола: Марийский полиграф. издат. комбинат, 1997. – 400 с. 5.Гарифуллин Р.Р. Постмодернистская психология или язык и алгоритмы искусства в психологии. // Образование и культура постмодерна: сб. статей / Казан. гос. ун-т. – Казань: Каз. ун-т, 2005. – С. 48-50. 6. Гарифуллин Р.Р. Язык, алгоритмы и принципы искусства в психологии. Материалы международного Конгресса по креативности и психологии искусства, 1-3 июня // Пермский гос. ун-т культуры и искусств. – Пермь, 2005. – С. 188-189. 7.Baudrillard J., Simulacres et simulation. – Paris, 1981. – 272 p. 8.Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. – М., 1996. – 174 с. 9. Гарифуллин Р.Р. Психология зависимой личности. // Образование и саморазвитие, №3 (13) 2009. – С. 216-221
Гарифуллин Рамиль Рамзиевич – кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии и педагогики Казанского государственного университета культуры и искусств, директор Казанского психологического центра; один из разработчиков отечественной манипуляционнойпсихологии и психотерапии,нанопсихологии, автор книг по психологии манипуляции, руководитель Психоаналитической ассоциации Татарстана, автор ряда телевизионных и издательских проектов. e-mail: Гарифуллин Р.Р. Нанопсихология как наука. Нанофилософия как новое мировоззрение [Электронный ресурс] // Прикладная психология и психоанализ: электрон. науч. журн. 2013. N 2. URL:http://ppip.idnk.ru (дата обращения: чч.мм.гггг). |
