Гончаров А.С., Пикалов Д.В. (г. Ставрополь)

СУГГЕСТИВНОЕ ИСКУССТВО ЗДИСЛАВА БЕКСИНСКИ: ИДЕНТИФИКАЦИОННЫЙ ТРАНСФЕР КАК ПОСЛЕДНЕЕ СРЕДСТВО ПРОТИВ КРИЗИСА САМОСТИ

УДК 159.9.019.2: 159.9.018.4

English version:

Аннотация. Настоящая статья посвящена изучению семантики живописи польского художника-сюрреалиста Здислава Бексински. Ход исследования построен на юнгианском и семантическом типах анализа. Основные результаты восходят к герменевтике гештальтов, проекций и идентификационных трансферов художника на примере работ из разных периодов творчества. Герменевтика культурного пласта метаданных соотносится со спецификацией изучения картинной алломорфикой как особой формы эмпирического исследования. Методически мы обращаемся к исследованиям классиков психоанализа, бихевиоризма, гештальтпсихологии, психолингвистики и психологии искусства, чтобы сформировать наиболее полное представление о том, как кризис самости личности может отзываться в форме трансфера; с условием, что художник использует техники абстракционизма или сюрреализма, при которых манера живописи актуализирует синтез осознанных и бессознательных телодвижений.

Ключевые слова: бессознательное, семантика, анализ, трансфер, проекция, идентификация, представление.

Об авторе

Ссылка для цитирования

Введение. Поводом к написанию статьи стало 120-летие со дня рождения Эрика Эриксона, основоположника эго-психологии и новатора в области психологии развития. В центре внимания исследователей ставятся такие психологические понятия как «кризис самости» и «кризис идентичности», перспектива дальнейшего изучения которых не ослабевает, а только набирает популярность в российской психоаналитической практике и за рубежом. В исследовательском дискурсе авторов интересует феномен кризиса самости как менее освещенной стороны творчества и научной деятельности Э. Эриксона.

Актуальность темы заключается в необходимости частного изучения семантики суггестивного искусства и раскрытия динамики осознанных и бессознательных телодвижений, которые являются отражением как технического мастерства художника, его особой манеры живописи, так и бессознательных (трансферных) процессов, довершающих создание абстрактной, сюрреалистичной картины. Особый интерес в исследовательском дискурсе играет воссоздание скрытых образов и архетипов в сознании художника на основе вторичного восприятия структурно-функциональных особенностей суггестии. Обращаясь к восприятию гештальтов, мы рискуем неверно истолковать их изначальный вид в сознании художника, однако, сопоставляя полученный результат с предварительно составленным на основе комплекса методов психологическим портретом, данный риск сводится к минимуму.

Проблема исследования идентификационного трансфера в области бессознательного, где в качестве ключевых индикаторов взяты гештальты и знаковая природа творчества, пожалуй, не только не получила распространение среди российских психологов и психоаналитиков, но еще и намеренно избегается ими ввиду как сложности синтеза методов разных направлений, так и необходимости проведения детального анализа личности и суггестии, целокупности природы знакового и идиоформного типов культур. В аналитической психологии и психоанализе имеет недостаточную степень изученности данное направление можно считать более популярным, особенно, если обратиться к современным австрийским и германским школам психоанализа.

Тем не менее, наиболее малоизученным и в известном смысле спорным продолжает оставаться вопрос о том, как верно построить модель анализа идентификационного трансфера на основе гештальтов картинного творчества. Взяв за основу творчество ярчайшего представителя современного сюрреализма, мы стремимся показать для представителей отечественного психоанализа, как можно соединить методологии психоанализа, гештальтпсихологии и психологии искусства на примере живописи З. Бексински. Апеллируя к концептуальным и методическим противоречиям в отношении анализа, герменевтики и синтеза суггестии автора, мы отдаем предпочтение юнгианской традиции.

Практическая значимость выражена в том, что материалы исследования можно использовать при разработке моделей анализа гештальтов художественного творчества через идентификационные трансферы автора. В концептуальном аспекте ценность статьи отражена в синкретизме методов различных направлений психологической науки, лингвистики, мир-системной теории и культурологии. В методическом аспекте материалы исследования можно использовать в качестве содержательного и/или методического блоков в рамках занятий по психологическим дисциплинам в высшем учебном заведении академического типа.

Научная новизна исследования отражена в следующих аспектах: – в новом взгляде на методологию гештальтпсихологии и психологии искусства, а также на юнгианскую традицию психоанализа; – в пересмотре понятия «кризис самости» в соответствии с современными открытиями в области психоанализа и эго-психологии; – в рассмотрении суггестии и алломорфики с точки зрения психоанализа и бихевиоризма; – в перспективе дальнейшего изучения бессознательной стороны творчества современных художников, работающих в таких направлениях, как абстракционизм и сюрреализм; – в выделении новых методов изучения суггестии, суггестивного творчества на основе существующих методов гештальтпсихологии и психологии искусства; – в новом подходе к изучению идентификационных трансферов на основе гештальтов автора, воплощенных в знаковой природе картин; – в более подробно и целостном (в психологическом и культурологическом дискурсах) рассмотрении творчества З. Бексински; – в начале дискуссии о возможности применения полученных знаний и выделенных методов в рамках клинического психоанализа, при сборе анамнеза о разнообразных патологических фобиях, обычно актуализирующихся в бессознательном художников, творческих личностей в целом.

Цель исследования – комплексный анализ суггестивного искусства З. Бексински.

Выполнение цели предполагает решение следующих задач: 1) определение феноменологии и типологии трансфера; 2) характеристика связи между гештальтом и трансфером; 3) разбор понятий суггестия и суггестивное творчество; 4) составление структурного портрета З. Бексински; 5) изучение идентификационного трансфера: – раскрытие гештальтов автора на примере суггестии; – кодификация знаковой культуры картин и зарисовок; 6) подведение итогов и формирование новых методов.

Материалы и методы. В методологический аппарат настоящего исследования вошли пять групп первичных психологических методов и три группы вторичных вспомогательных методов. Взяв в качестве исходного положения возможность комплексного анализа суггестии, идентификации и совокупности трансферов как отражения кризиса самости, мы стремимся раскрыть особенности манеры живописи художника, работающего в рамках абстракционизма/сюрреализма, когда его поведение и бессознательные переносы, проекции в целом определяют до половины идейной основы будущего художественного произведения. Психологические методы: лабораторный эксперимент, биографический метод, метод составления структурного портрета, метод исследования продуктов деятельности, сравнительно-генетический метод. Психоаналитические методы: интерпретативный метод, метод свободных ассоциаций (адлеровская традиция), метод юнгианского анализа, конструктивный метод, амплификативный метод, метод изучения психологического кризиса, инкорпоративный метод, метод оценки нарциссизма. Гештальтпсихологические методы: циклический метод, метод восприятия гештальтов, конструктивный метод, метод изолирования. Бихевиористские методы: метод условных рефлексов, метод оперантного обуславливания, метод вероятности последствий, метод подражания. Методы психологии искусства: метод анализа знаковой культуры, репродуктивный метод, суггестивный метод.

В качестве вспомогательных мы используем лингвистические методы и методы мир-системной теории, которые индексируют свойства знаковой культуры и идейно-образного ощущения художника в процессе творческой деятельности и – непосредственно – те трансферы, которые аккумулируют вечные образы (архетипы) и идиоформы бессознательного восприятия. Суггестия как техническое и наиболее статичное воплощение бессознательного и некоторых аспектов «моста» подсознания фиксируется в виде мира-системы (совокупности концептов и идиолектов автора) и раскрывается путем сложения идентификационного трансфера и семиотического дискурса. Лингвистические методы: метод лингвистического наблюдения и описания, идейно-образный метод, функциональный метод, лексико-семантический, структурно-семантический, компаративный, контекстный методы и метод цветового анализа. Методы мир-системной теории: метод воссоздания мира-системы, метод наблюдательных пунктов, метод персонификации, метод отдаления, метод приближения. Культурологические методы: культурно-генетический метод, моделирование преобразующих культурных практик, метод анализа художественный культуры, диалоговый метод (метод анализа взаимодействия культур).

Методология. При рассмотрении такой проблемы как идентификационный трансфер на примере суггестивного творчества, нам необходимо брать в расчет не только избранную психоаналитическую традицию, но и методологическую основу, принципы разных направлений, включая: психоанализ, гештальтпсихологию, бихевиоризм, психолингвистику и семиотику, психологию искусства. Психоанализ занимает ключевое место в исследовании, представителями данного направления являются: А. Адлер [1]; члены Венского кружка [4]; З. Фрейд [12]; К. Хорни [13]; С.Н. Шпильрейн [14]; К.Г. Юнг [16-23]. Традиция гештальтпсихологии представлена в работах таких авторов, как: М. Вертгеймер [3]; К. Коффка [7]; С. Аш [24]. Традиция бихевиоризма представлена трудами авторов: Б.Ф. Скиннер [10]; Э.Л. Торндайк и Дж. Уотсон [11]; М. Кьеза [26]. Психолингвистика и семиотика – традиция, получившая распространение в исследованиях: У. Вайнрайха [2]; С. Пинкера [8]; У. Эко [27]. Традиция психологии искусства отражена в сочинениях: С. Баркера [25]; У. Эко [27]. Отдельно следует отметить исследования К. Роджерса «Взгляд на психотерапию» [9] и Э. Эриксона «Трагедия личности» [15], в которых была дана подробная характеристика проблемам кризиса в целом и кризиса самости в частности.

Источниковая база. При анализе биографии художника мы обращаемся к исследованиям Н.П. Копцевой [6; 28], в которых дается подробное описание интересующих нас фактов, событий и явлений из жизни З. Бексински. При анализе творчества мы используем совокупность оцифрованных картин из личной коллекции З. Бексински, находящейся в открытом доступе. См.: https://paintingart.ru/gallery/zdzislaw-beksinski.html.

1. Природа трансфера. Трансфер или перенос (англ. «Transference» или нем. «Übertragung») – динамический и статический феномен в психоанализе и психодинамическом подходе, сущность которого заключается в проекции ранее пережитых ощущений, чувств и эмоций на другой объект или субъект [4]. Впервые данный феномен описал отец психоанализа, когда стал проводить эксперименты по снижению психологической дистанции между психотерапевтом и пациентом [1]. Вскоре был открыт контртрансфер, или обратный перенос [2]. Его суть состояла в проекции пережитых эмоций психотерапевта на слова [8], действия пациента [10], личность как систему образов в целом [14].

С осторожностью подходя к критике классического психоанализа, К.Г. Юнг отмечал, что трансферный процесс является специфической формой проекции, которая возникает в большинстве случаев между двумя субъектами, реже – между субъектом и ценностным объектом (например, предметом искусства или творчества) [22; 23]. Трансфер и контртрансфер – всегда бессознательные процессы, актуализирующиеся, когда пациент переживает те же ощущения, чувства и эмоции, что и много лет назад, и находятся в схожем месте, при схожих обстоятельства [13]. Так, можно говорить о том, что трансферные реакции возникают на основе ностальгии [21], ретрансляции или при эмоциональном потрясении [7].

Последнее, как считают представители гештальтпсихологии, вовсе не обязательно, так как трансфер может быть вызван и тем, что в бессознательной части психики накопилось достаточно неисполненных страстей и желаний, чтобы чувства превратились в эмоции; но для этого обязательно нужен сильный толчок, воздействие извне, которое бы затронуло внутренний мир человека [7; 24]. М. Вертгеймер, конечно, считал, что таким воздействием всегда является только восприятие источника трансфера – гештальта [3]. Нам же не следует упускать из виду все прочие психические процессы, кроме восприятия.

Мы считаем, что отправной точкой в исследовании кризиса самости должны выступать эмоции и чувства, поскольку любой трансферный процесс в своей основе является бессознательным и автоматическим. Обычно пациент или анализант не воспринимает чувств, установок и фантазий (таких, как гнев, ненависть или любовь), связанных с источником трансфера [4]. Трансфер проявляется неожиданно и обычно вызывает состояние дистресса [9], в момент его возникновения эмоционально-волевой потенциал может быть высвобожден в форме действия-контртрансфера [11] или менее динамической творческой активности [25].

Эмоциональные паттерны могут привести к такому специфическому симптому как «невроз трансфера» – процесс, характеризующийся кризисом самости на основе частого использования психоаналитиком искусственных трансферов [26]. Возникает между личностями специалиста и анализанта. Такая разновидность трансфера как идентификационный или объектный возникает как следствие проявления сильного негативного опыта в прошлом, который актуализируется в предмете деятельности, ее специфике и форме [27]. Идентификационный трансфер довольно схож с неврозом трансфера, важных отличия два: первое – отсутствие невротического расстройства (по крайней мере, тех индикаторов, на основе которых можно было бы правильно собрать анамнез и констатировать расстройство), второе – то, что идентификационный трансфер гораздо чаще встречается на примере художественных произведений, проявляется более явно [18; 19].

2. Трансфер и гештальт. Трансфер в своей основе является ярчайшим воспроизведением совокупности образов в момент воссоздания картины прошлого, гештальт – это целокупность образов, возникающая сразу после эмоционального отклика в бессознательном на форму или сущность объекта восприятия. Кризис самости, в той или иной степени, – общая черта трансфера и гештальта. Фиксация кризиса самости происходит после эмоционального контакта с пациентом/анализантом или в период эмоционального восприятия психоаналитиком объективированной части личности, например, художественного произведения [7; 12].

В гештальтпсихологии кризис самости принято разделять на следующие формы, проявления бессознательного. Первая форма ид – совокупность телесных (поведенческих), аффективных и эмоциональных процессов. Вторая форма ид-персоны – совокупность характерных свойств мнезиса. Третья форма ид-границы – функция выбора, проявляющаяся при идентификационном трансфере. Вызов, бросаемый человеку его инстинктами, находит ответ (отклик) в гештальтах [7; 16]. Для пациента-наркомана это будет конфлюэнция второго типа, для трудоголика – естественная демонстрация. Впрочем, не стоит все сводить только к различным аддикциям [20]. Наряду с аддикциями характерными механизмами отклика можно считать интроекцию, проекцию и ретрофлексию [15].

В нашем случае можно говорить о том, что подобным откликом в бессознательного художника является проекция, а если быть точнее – трансфер идентификационного типа.

3. Суггестивное творчество. Суггестия (англ. suggestive – «намекающий») – художественное воплощение бессознательного, проявляющееся в ярких эмоциональных образах и переживаниях [6]. В суггестивности раскрывается старое и актуализируется новое. В психоанализе принято различать суггестивное творчество и искусство (разница заключается в степени мастерства человека) [17].

Изначально возникшая как эстетическая категория, суггестия быстро набрала популярность среди представителей психоанализа, бихевиоризма и психологии искусства. Последние разработали концепцию, согласно которой по особенностям художественного произведения специалист может судить об осознаваемых и бессознательных телодвижениях [15].

Суггестивное творчество подразумевает образное осмысление действительности как итог выражения внутреннего и внешнего мира. Известно, задача художника – не воссоздать реальность, а дополнить, улучшить ее [27]. Абстрактное, сюрреалистичное изображение действительности – та область, где пересекаются бессознательные процессы и осознанное представление, предощущение того, как должно выглядеть готовое произведение. В подобной ситуации стирается грань между эмоциональными контактами в рамках идентификационного трансфера и гештальта [28].

4. Общий структурный портрет. Конечный психологический портрет Здислава Бексински на сегодняшний день не создан. При формировании образа художника мы обращаемся к справочным изданиям, кино- и фотодокументам, уже проведенным исследованиям психологов и психоаналитиков. Во вторичном срезе, ввиду специфики исследования, мы решили остановиться на анализе психотипа и личностного кода. Таким образом, анализ проведен на основе общедоступных биографических сведений и работ специалистов, а также собственных опытов в изучении биографии и художественных произведений художника.

Первичный срез. Темперамент: флегматик-сангвиник, со слабыми чертами холерика. Характер: шизоидный тип, II-III актуальность. Способности: мыслительно-художественный (смешанный) тип. Интенция: личная, широкая, интенсивная, неустойчивая, крайне активная, множественность быстрозатухающих установок, внутренние творческие потребности, влечения естественного типа, неизбирательные интересы, эмоциональные и интеллектуальные склонности, активные желания, стремления средней степени реализации, намерения средней степени осознанности, внутренние интерсоциальные убеждения, стойкое интеллектуальное мировоззрение, интеллектуальные и деонтические ценностные ориентации, артистические цели и сценарий, философская и естественнонаучная картина мира. Типичные механизмы защиты: проекция, вытеснение, отрицание, замещение. Межличностные отношения: интерсоциальные. Эмоциональное выгорание: аффективно-когнитивное. Профессиональное выгорание: психофизическое и социально-психологическое. Стиль руководства: авторитарный, социальный. Конфликтность: ниже среднего. Мотивация: на успех, на риск. Измерение мотивации достижений: МСУ-70. Самосознание: целостное. Самопознание: через соотнесение. Самоотношение: скорее удовлетворительное. Самооценка: успех-притязание. Важные факты: родился без значимых психофизиологических дефектов; первые 7 лет жизни не получал серьезных травм и не страдал от сильных болезней; первая и вторая социализации прошли успешно; получил хорошее образование и вырос в приемлемых социальных условиях; в годы ВОВ пережил пытки в лагере в Освенциме; третичная социализация прошла затруднительно; фиксировались кризисы идентичности и ценностей; при ряде неудач в личной жизни создал прочные семейные отношения; кризис самости был связан со смертью жены и сына; последние годы жизни типичная защита – проекция/трансфер – заменяется на вытеснение и замещение.

Вторичный срез. Психотип. Тип личности: INTJ-T (Стратег, подтип беспокойный). I (интроверсия) – ориентирован на внутренний мир. N (интуиция) – любит работать с идеями и абстракциями. T (мышление) – оперирует логикой в принятии решений. J (суждение) – предпочитает структурированную и запланированную жизнь. T (турбулентность/беспокойность) – стрессоустойчивость и меньшая степень реакции на внешнее воздействие, чужие ценностные установки воспринимаются слабо. Личностный код: замкнутость и необщительность, социальная пассивность, склонность к самоанализу и затруднения к социальной адаптации. Обладающие мышлением шахматиста, стратеги имеют неустанный интеллект и высокую степень творческой активности, скрытны и амбициозны, решительны, чрезвычайно любопытны, рациональны. С рождения до ранней молодости обладают стремлением к знаниям, зрелость актуализирует чувственное, художественное творчество. Как ни парадоксально, стратеги живут вопиющими противоречиями: духовно опустошенные искатели истины, расчетливые и импульсивные, идеалистичные и беспринципные, целеустремленные и легкомысленные. То же можно сказать и по поводку анализируемой личности.

5. Ход исследования. В исследовательском дискурсе важно пояснить, что за всю жизнь З. Бексински дал название лишь нескольким картинам, однако, вполне удобно, что все картины, входящие в оцифрованную коллекцию, пронумерованы самим автором [5].

Картина № 1. На вертикальный формат холсте изображен полуразрушенный храм, католический, или, возможно протестантский. Два восходящих башенных свода с точки зрения психологии бессознательного указывают на комплиментарность, дихотомию образов, в которой нельзя четко проследить авторскую интенцию: во-первых, потому, что художник использует монотонные цвета; во-вторых, потому, что в перспективе обе башни прорисованы одинаково хорошо, согласно скорее традиции фантастического реализма, а не абстракционизма или сюрреализма. Темно-, черно-серый с «паутинными» оттенками указывает на порывистость, турбулентность, нейтральный серый – на неопределенность, потерянность, его переход в серо-коричневый – на гнетущую автора злобу, раздражение, коричневый (в основании здания) – на загнанность, потерянность, а элементы желто-оранжевого – на такую эмоцию как уныние с чертами индифферентности. Странно, но форма башен и размытость верхушки (донжона) говорит о подавленности, проекции нарциссизма, который автор, судя по всему, подавлял в реальной жизни и не смог не подавлять на холсте. Близость окна с солнечным бликом к правой башне, в ближней перспективе с едва более различимой детальной прорисовкой, указывает на склонность автора к одному из образов в созданной им же дихотомии, но – неясно, к какому. Типичная комплиментарность в бессознательном – добро и зло, со всеми отсюда вытекающими идиоформами и концептами. Видимо, автор проецирует и переносит свои психофизиологические, социальные и ценностные трансформации в структуре психики на социальную активность, рост самосознания, в котором сам актуализирует кризис самости. Имманентность религиозных концептов приводит к потере значимости Эго, усилению роли Ид в рамках актуализации архетипа Солнца, персоны. Тень – динамична, ее легко уловить в бессознательных телодвижениях, по которым автор оформил погодные явления, песчаную бурю (будто бы восходящую из коричневого, желто-коричневого), семиоформы, по которым можно узнать тревогу: будь то дождь, надвигающаяся буря или возникновение более плотных слоев тумана, бессознательное говорит об одном: сама дихотомическая система, то есть цельная личность, Ид и Эго, теряют свою значимость под давлением Супер-Эго, социальной действительности (ее ассоциатом, по-видимому выступает пустыня – то есть, общество с его ценностями кажется для Ид неактуальным). Выразительность, изобразительность и техничность типичные для INT, но, все же не стоит упрощать. Важно также отметить, что переход основания здания, части фундамента и пространства у основания от коричневого, желто-оранжевого к темно-коричневому, темно-красному и красному, пепельно-оранжевому вызван компульсивностью, резким раздражением по отношению к источнику переживаний; неопределенность источника дает возможность идентификационному трансферу создать образ врага, не наделив его личностными или социальными, социокультурными качествами. По заметно выделяющейся структурной и цветовой семантике окна можно говорить и о кризисе веры, если автор, используя формальную алломорфику и более «мягкий», «сладкий» коричневый испытывал другой механизм защиты – не трансфер, а свойственные для него, как мы установили, вытеснение, отрицание. В отдаленной перспективе структурно-функциональная и цветовая семантика храма символизирует распад, растление, разрушение при сохранении основы, то же неприятной, так как она – незаметная, «запыленная», – источник кризиса. Теперь можно сказать и том, что в психоанализе денотат башни – и созидание и разрушение, двойственность, которая и формирует, и уничтожает самость.

Картина № 35. На вертикальном холсте с фоном песочного цвета представлено групповое изображение иссушенных тел – мужчины и женщины, объятия которых создают оптическую иллюзию присутствия третьего-четвертого человек (из биографии: здесь угадываются трудности с зачатием ребенка). По структурным особенностям картины можно судить о том, что мужчина и женщина либо обнимаются, либо занимаются сексом. По форме головы человека в дальней перспективе можно сказать, что он выступает в роли утешающего и сам при этом плачет, в ближней перспективе – тот, кто нуждается в утешении. Диспропорция форм и схожесть тел со скелетами отсылает нас к событиям, которые пережил художник в годы ВОВ. Конечно, можно говорить о том, что тело в ближней перспективе (женщина) – объект притязаний, любовница или жена (исходя из даты создания картины). Эта картина интересна тем, что написана в другой период, но имеет ту же цветовую семантику, что и картина № 1, значит, здесь актуализированы те же идиоформы и концепты. Разве что, кризис самости можно угадать как по структуре тел и функциям их телодвижений, так и по интенции автора, который однозначно представлен в дальней перспективе. Атрибутивные изъяны и неточности призваны показать в тусклом желто-оранжевом, коричнево-желтом свете неполноценность обоих субъектов, их интенцию на принятие друг друга такими, какие они есть. Денотаты скелетов легко констатировать – духовный голод, опустошенность, неудовлетворенные сексуальные желания. Негативные коннотаты – воля к смерти. Позитивные коннотаты – переходящая символика трагики, то есть, чувство сопричастности и демонстративное покровительство. В общей перспективе становится ясно, что картина № 35 – яркий пример идентификационного трансфера и кризиса самости.

Картина № 224. На холсте изображено «крылатое дерево», уходящее вдаль и сливающееся с темным, темно-серым, серебристым, серебристо-синим и желтыми цветами (ср. с эмоциями: тревога, беспокойство, благородство, гордость или горделивость, уныние, потерянность). Кроны – денотат и коннотат гордости и стремления к превосходству (последнее в интенции автора может пониматься как религиозное, философское или художественное чувство). На чистом снеге – кровавые следы, опавшие листья и/или плоды дерева в форме пауков, паразитов, – потеря невинности, что может трактоваться либо как совершение греха, либо как поступок, совершенный вразрез с идеалом, принципом в валерной системе автора. Если сам факт действия актуализирован в бессознательном, то скорее, всего, это нарушение неосознаваемой ценности, притом, в острой, грубой форме, на что указывает красный полумесяц. Он – более явное (в ближней перспективе) отражение белого полумесяца, уходящего за горизонт. Как и в картине № 35, кризис самости и идентификационный трансфер становятся очевидны созданием двух параллельных образов. Здесь два полумесяца непохожи по структуре, генезису: красный полумесяц – догнивающий плод, белый – «божественная» луна, ее проявление, осколок прежнего Ид и прежнего Эго. Фактически, картина – это насмешка над имманентностью и трансцендентностью с одновременным восхвалением последнего.

Картина «Король и королева». На холсте изображены бумажные король и королева, они одновременно символизирует правителей и святых, безликих, в изорванных одеяниях. Монотонность картины позволяет составить цветовую параллель: матовый черный – тусклый черный – темно-серый – серый – мутно-серый – светло-серый – бледно-серый – белесый – серо-белый. Семантически переходность цветов (в отдаленной перспективе) может раскрыть эмоциональный фон так: скрытые страхи, упадок и уныние, вызывающие внутреннее спокойствие, равновесие, уверенность в себе, доходящую до расслабленности, переносятся на жгучее желание быть вовлеченным в определенный процесс или действие; невозможность быть вовлеченным приводит к подавленности и потерянности. Важно понять, что для Ид автора может значить вовлечение и на какой объект/субъект оно проецируется и, соответственно, переносится в рамках картины. Исходя из времени написания, знания биографических особенностей, типичных гештальтов, можем предположить, что фигуры, изображенные на картине, – родители художника. Религиозные концепты и аксиоформы в приближенной перспективе призваны ответить на вопросы: «Чего они от меня ждут?»; «Почему они так далеки он меня?». Отсутствующие лица указывают на утрату социальных связей (чувства родства?), притязание на сближение и волю к жизни. Последнее – наиболее острый и чувственный аспект гештальта приближенной перспективы, указывающий как на кризис идентичности, так и на кризис самости.

6. Результаты и дискуссия. Произведения Здислава Бексински с полной уверенностью можно назвать репрезентатом польского сюрреализма и американского абстракционизма. Раннее творчество художника относится к периоду 1950-1964 гг., когда З. Бексински проводил эксперименты в области символизма и апокалиптики, писал портреты и натюрморты с использованием типичных для французского символизма стиля и цветовой гаммы, семантики. Основной или фантастический период творчества 1964-1981 гг. характеризовался усилением роли абстракционизма, его континентальной традиции, попыткой изображения музыкальных мотивов в своих работах с искажением форм и пластики, возникновением в живописи элементов готики. Переходный период 1981-1993 гг. завершил переход от абстракционизма к сюрреализму, усиление роли готики и английских школ барокко, становятся актуальны пейзажи и зарисовки. В переходный период З. Бексински находился под влиянием австрийского художника Эрнста Фукса, главного последователя Венской школы фантастического реализма. Поздний период 1993-2005 гг. характеризуется своеобразным синтезом сюрреализма, постапокалиптики и рождественских мотивов, связанных со смертью жены и сына художника. Наиболее плодотворный и мрачный период творчества, характеризующийся изображением искаженных тел, лиц и танатологических знаков в готико-мистической манере. З. Бексински создает серию сюрреалистических портретов и крестов, натюрмортов, религиозных праздников. Увлекается таким направлением как гримдарк (англ. grimdark).

Объединение рассмотренных работ З. Бексински позволяет говорить о том, что при остром ощущении тревоги и угрозы эмоции и чувства художника создают явные гештальты, группирующиеся по двум принципам – приближенная и отдаленная перспективы. Рассматривать их можно с помощью анализа знаковой культуры. На основе исследования мы установили, что такой метод анализа знаковой культуры может быть выполнен по следующей опорной схеме: выбор точки отсчета – установка и фиксация эмоций и чувств – очищение психоаналитика от идиосинкразии – группировка и анализ гештальтов – спецификация переносов – изучение конечных реакций – характеристика или оценка продукта творчества – восстановление действий: поведения, поведенческого потенциала, бессознательных телодвижений) – разбор знаково-идиоформной культуры – раскрытие семиоформ, аксиоформ – отображение индексов – соотнесение индексов, вечных образов (архетипов) и скрытых образов – синтез данных.

Полученный метод можно назвать методом воспроизведения кризиса самости, подходящим для изучения идентификационного трансфера в бессознательном художника как средства восстановления основ его самости.

Заключение. Итак, в настоящем исследовании мы изучили наиболее характерные особенности творчества – суггестивного искусства З. Бексински, выполнив обозначенную цель. В ходе исследования был сконструирован новый метод для повторного отображения и моделирования трансферных реакций в рамках зафиксированного кризиса самости. Дальнейшие исследования в данной области имеют перспективу детализирования, оценки и расширения области применения данного метода. Особенно перспективным кажется проведение экспериментов и лабораторных работ в рамках клинического психоанализа и психологии искусства, в поле которых болезненность переживаний в бессознательном творческих личностей может послужить плодотворной почвой для диагностики и лечения.

Литература

1. Адлер А. Очерки по индивидуальной психологии. – M.: Когито-Центр, 2002. – 220 с.
2. Вайнрайх У. Языковые контакты. – Киев: Вища школа, 1979. – 263 с.
3. Вертгеймер М. Продуктивное мышление. – М.: Прогресс, 1987. – 336 с.
4. Гончаров А.С. Неклассическая немецкая философия. Статья 27: Венский кружок // Инновационные решения социальных, экономических и технологических проблем современного общества: Сборник научных статей по итогам круглого стола со всероссийским и международным участием. – Москва, 15-16 октября 2021 года. – М.: Общество с ограниченной ответственностью «КОНВЕРТ», 2021. – С. 105-106.
5. Коллекция картин Здислава Бексински // Artchive. URL: https://paintingart.ru/gallery/zdzislaw-beksinski.html (дата обращения: 24.04.2022).
6. Копцева Н.П. Специфика польского сюрреализма в изобразительном искусстве на материале анализа художественного творчества Збигнева Бексински. // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 5. – С. 823.
7. Коффка К. Основы психического развития. – М.: Академический проект, 2017. – 356 с.
8. Пинкер С. Чистый лист. Природа человека. – М.: Альпина Нон-фикшн, 2018. – 608 с.
9. Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. – М.: Издательская группа «Прогресс», 1994. – 480 с.
10. Скиннер Б.Ф. Поведение организмов. – М.: Оперант, 2016. – 363 с.
11. Торндайк Э.Л., Уотсон Д.Б. Бихевиоризм. Принципы обучения, основанные на психологии. Психология как наука о поведении. – М.: АСТ-ЛТД, 1998. – 704 с.
12. Фрейд З. Психоаналитические этюды / сост. Д.И. Донской, В.Ф. Круглянский. – Минск: Попурри, 2010. – 608 с.
13. Хорни К. Самоанализ. – М.: Академический проект, 2009. – 208 с.
14. Шпильрейн С.Н. Психоаналитические труды. – Ижевск: ERGO, 2008. – 466 с.
15. Эриксон Э. Трагедия личности. – М.: Родина Издательство ООО, 2019. – 256 с.
16. Юнг К.Г. Архетипы и коллективное бессознательное. – М.: АСТ. «Философия – Neoclassic», 2020. – 512 с.
17. Юнг К.Г. Нераскрытая самость. – М.: АСТ. Серия: Эксклюзивная классика, 2022. – 256 с.
18. Юнг К.Г. О природе души: сборник. – М.: Рефл-бук, 2002. – 414 с.
19. Юнг К.Г. Психоанализ и искусство / Карл Густав Юнг, Эрих Нойманн. – М.: Рефл-бук, 1996. – 304 с.
20. Юнг К.Г. Психологические типы. – М.: Прогресс-Универс, 1995. – 718 с.
21. Юнг К.Г. Синхронистичность: сборник. – М.: Рефл-бук, 1997. – 320 с.
22. Юнг К.Г. Собрание сочинений. Дух Меркурий. – М.: Канон, 1996. – 384 с.
23. Юнг К.Г. Тавистокские лекции. – М.: Ин-т общегум. исслед., 2020. – 268 с.
24. Asch S.E. The Psychology of Media and Politics. – N. Y.: Academic Press, 2005. 316 p.
25. Barker S. Mental wellbeing and psychology: The role of art and history in self discovery and creation // Mental Wellbeing and Psychology: The Role of Art and History in Self Discovery and Creation, 2020. – P. 1-178. – DOI 10.4324/9780429434310.
26. Chiesan M. Radical Behaviorism. Boston: Cambridge CFB, 1994. – 241 p.
27. Eco U. La struttura assente. Milano: Bompiani, 2014. – 702 p.
28. Koptseva N.P., Reznikova K.V. Three Paintings by Zdzisław Beksiński: Making Art Possible «After Auschwitz» // Journal of Siberian Federal University. Humanities and Social Sciences. – 2015. – Vol. 8. – № – P. 879-900.

Об авторе

Гончаров Артем Сергеевич – студент направления подготовки 44.03.05 Педагогическое образование (с двумя профилями подготовки) «История» и «Обществознание» Ставропольского государственного педагогического института
e-mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it.

Пикалов Дмитрий Владимирович – кандидат исторических наук, начальник Научно-исследовательского управления Ставропольского государственного педагогического института
e-mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it.

Ссылка для цитирования

Гончаров А.С., Пикалов Д.В. Суггестивное искусство Здислава Бексински: идентификационный трансфер как последнее средство против кризиса самости. [Электронный ресурс] // Прикладная психология и психоанализ: электрон. науч. журн. 2022. N 3. URL: http://ppip.idnk.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).